Двадцатого ноября в офисе Кирилла раздался телефонный звонок.
- Слушаю! – сказал Кирилл в трубку.
- Таня умерла. Вчера. В нашей детской больнице.
Кирилл ещё несколько минут слушал короткие гудки, затем положил трубку, подошёл к бару и налил себе полный стакан коньяка…
Вечером того же дня, уже дома, раздался телефонный звонок. Участковый сообщил Кириллу, что обнаружено тело мужчины, покончившего жизнь самоубийством. Есть предположение, что это брат Кирилла Михаил.
Утром, после опознания тела в морге, Кирилла пригласили к следователю.
- Вот, обнаружили это в кармане Вашего брата, - следователь положил на стол клочок бумаги. Кирилл дрожащими руками взял его со стола и чуть не выронил, прочтя записку: «Будь ты проклят! Чтоб ты сдох!».

- Вы не знаете, кому может быть адресована эта записка? – спросил следователь.
- Нет. Даже не предполагаю, - потупив взгляд, тихо ответил Кирилл.
- Жаль. Можно было бы привлечь к ответственности за доведение до самоубийства. Есть такая статья в УК. Вы уверены, что ничего не знаете? – спросил следователь, подозрительно глядя на Кирилла.
- Уверен, - ответил тот, справившись с минутным замешательством.
- Ну что же, вы свободны. Тело брата сможете получить после проведения судмедэкспертизы. Вам сообщат. До свидания…

* * *

После встречи с цыганкой Кирилл решил съездить к одной колдунье, о которой много слышал от людей. Он не был суеверным, но такое совпадение не давало ему покоя. Колдунья, выслушав его, сказала, что такое проклятие никто не в силах снять. Что только Бог может помиловать проклятого.
Кирилл прошёл обряд крещения, стал посещать церковь. Сначала регулярно, потом – от случая к случаю. Однажды он решил исповедаться и спросить совета у батюшки. Тот его внимательно выслушал и сказал:
- Твори, сын мой, богоугодные дела. Твори искренне, не корысти ради. И молись. Постоянно молись. Бог милостив. Заблудших и раскаявшихся он прощает. Молись, сын мой, и твори дела богоугодные…
Несколько раз Кирилл переводил деньги в благотворительные фонды. Но по прошествии времени стал забывать это делать, а иногда просто жалел денег. Он уже почти успокоился и считал себя наивным, суеверным дураком, поверившим во всю эту мистическую чушь.
И вот сейчас, по прошествии пяти лет, он вдруг осознал, что проклятие брата могло исполниться. Именно в новогоднюю ночь, когда люди веселятся, как и предрекала цыганка. Кирилл спешно перекрестился.
- Спасибо тебе, господи, что отвёл от меня беду!

* * *
Дорожный указатель извещал, что до райцентра оставалось 5 километров. Кирилл прибавил газу, обгоняя идущую впереди фуру. Едва он занял свою полосу движения, как увидел в свете фар огромную фигуру лося, пересекающего дорогу. Кирилл резко ударил по тормозам. «Ч-чёрт, так ведь и убиться можно. Откуда ты взялся, сохатый?» - облегченно подумал Кирилл, когда его джип остановился в трёх метрах от того места, где шёл лось. Современные тормоза и шипованная резина джипа сделали своё дело. Но у МАЗа, тащившего многотонную фуру, не было шипованных шин.
«Проклятье! Всё-таки оно меня доста…» Это была последняя мысль Кирилла…

Как упоительны в России вечера,
Как отвратительно в России по утрам))))

Олег не ошибся. Она сидела на том же месте, на той же скамейке, что и всегда, и смотрела в темноту. Он тихо подошёл к ней и, ни слова не сказав, присел рядом. Нина не шевельнулась, не воспротивилась, и вообще, казалось, что она не заметила его присутствия. Олег приехал неожиданно и полагал, что Нина, по крайней мере, удивится его появлению. Но она продолжала неотрывно смотреть в никуда. Молча смотреть вперёд и не видеть ничего. Обычно так отрешённо глядят люди, погружённые в свои мысли. В молчании прошло несколько бесконечно долгих минут. Наконец Нина вздохнула:
- Напрасно всё это. Зря ты приехал.
- Но почему?
Нина не ответила, не перевела взгляд. Так и продолжала глядеть в темноту. Олег попытался обнять её, но она резким движением плеч сбросила его руку.
- Мне пора домой, - зябко поведя плечами, после долгого молчания произнесла Нина.
- Я провожу тебя, - Олег поднялся и подал ей руку.
- Не нужно. Ты опоздаешь на последнюю электричку.
- Не беспокойся. Сегодня меня привёз приятель на своей машине. Он ждёт меня на станции.
- Всё равно не нужно провожать. Не нужно затягивать агонию.
- О какой агонии ты говоришь?
- Об агонии любви. Слышал такую песню у Аллегровой? Она там с Крутым поёт.
- Нина, я ничего не понимаю. Что с тобой происходит? – спросил Олег, беря Нину под руку.
- Ты и не поймёшь. – Грустно ответила Нина и снова надолго замолчала.
Они шли по едва освещённой аллее сквера. Олег пытался заглянуть Нине в глаза, но та отводила взгляд в сторону, чтобы он не видел её слёз. В конце аллеи, перед площадью, Нина внезапно остановилась, повернулась к Олегу и уткнулась лицом ему в грудь. Обняв его за шею, она с жаром поцеловала Олега и прошептала:
- Я тебя люблю.
- Родная, поясни, что с тобой происходит? Почему я не должен больше сюда приезжать, если ты любишь меня?
- Мы не будем счастливы, - уткнувшись снова в его грудь, произнесла Нина глухим голосом. – Я проклята.
- Ерунда! Чушь! – перебил он с жаром. – Выбрось эту ересь из головы.
- Нет, не ерунда это всё. Прадед проклял мою бабулю, когда та закрутила роман с румынским офицером в оккупированной Одессе, - продолжила Нина. – Проклял не только бабку, но и её будущих детей, и внуков. Я последняя, кому осталось его проклятие.
- Чушь! – повторил Олег упрямо, но она, не обратив внимания, продолжала грустно:
- Наверное, необходима жертва для чьего-то спасения. Понимаешь, для того, чтобы один был счастлив, другому нужно отстрадать. Это закон равновесия в природе. Я знаю, что на мне проклятие закончится. Такова моя судьба, и с ней придётся смириться.
- Нина, ты же современный, образованный человек. Как ты можешь верить в эту ерунду, да ещё ставить крест на своём счастье из-за какого-то давно покинувшего белый свет прадеда? – мягким голосом, чтобы не обидеть, сказал Олег.
- Я её видела.
- Кого?
- Судьбу. От неё не уйдёшь.
- Нина, прекращай верить в бабушкины сказки. Ты что, настолько суеверна?
- Ты действительно ничего не понимаешь, – с грустью в голосе сказала Нина. – Наверное, будет лучше, если я тебе всё расскажу…

Как упоительны в России вечера,
Как отвратительно в России по утрам))))

(продолжение)

Нина высвободилась из объятий Олега, достала сигарету и закурила. Олег не торопил её, терпеливо ждал. Нина жадно затягивалась, затем долго смотрела на тлеющий огонёк. Затем снова затягивалась. Олегу показалось, что она так и не приступит к рассказу. Но, когда сигарета догорела до фильтра, Нина начала своё повествование:
- Как я тебе уже сказала, прадед проклял мою бабушку и её род до третьего колена. Прадед был инвалидом ещё с гражданской. Когда началась Отечественная война, в армию его, естественно, не взяли. Он хотел было пойти в партизаны, но ему определили работу в подполье. Когда моя бабка закрутила роман с румынским офицером, прадеда стали сторониться подпольщики, почти не привлекали к заданиям. Он понимал, что из-за флирта непутёвой дочери пропало доверие товарищей к нему. И тогда он решил убить того офицера и свою дочь, которую прадед считал фашисткой шлюхой. Но покушение ему не удалось - помешала инвалидность. Офицер опередил прадеда и успел выстрелить первым, при этом ранив его. Вот тогда, скрипя зубами от боли и бессильной злобы, прадед и проклял мою бабку, после чего пустил себе пулю в грудь.
Нина прикурила новую сигарету, выпустила клуб дыма и отрешённо смотрела, как он рассеивается. Олег учтиво не торопил её, тоже закурил и выжидающе посмотрел в глаза Нины.
- Такова предыстория, – глядя в сторону, сказала Нина.
Она снова замолчала, жадно затягиваясь сигаретой. Олег не выдержал молчаливой паузы и спросил:
- И в чём же заключается проклятие в отношении тебя? По-моему, это мистическая чушь, и не более.
- Нет, я видела её, - упрямо покачала головой Нина.
- Ты снова о судьбе?
- Да, о ней. – Нина поёжилась не то от холода, не то от неприятного воспоминания. – Это было в позапрошлом году, когда умирала мама. Я возвращалась из аптеки, растерянная и подавленная. Лекарств нигде не было, и не было никому никакого дела до того, что нет лекарств. Я готова была расплакаться от отчаяния. Но что мои слёзы? Разве спасут они маму? Я шла и думала о том, что проклятие сбылось и для неё, как раньше оно сбылось для бабушки. И мне не хотелось верить, что я очередная и последняя в этой череде родовых несчастий.
И вот в Кислом переулке, в котором почти никогда не бывает прохожих, я увидела её. Она шла мне навстречу, измученная, с жёлтым лицом, растрёпанная, с синяками под глазами. Мы мельком взглянули друг на друга и разминулись. И лишь пройдя десятка два шагов, я сообразила, что это была я сама через тринадцать лет.
- Почему именно через тринадцать? Не через десять, не через пятнадцать. Что значит это число? Опять суеверие? - спросил Олег.
- Не знаю, почему, - ответила Нина. – Вот почему-то через тринадцать, и всё… Ну втемяшилось в голову, понимаешь? А почему – сама не знаю…
Они прошли ещё несколько шагов, и присели на скамейку. Аллея была пустынна в этот поздний час и почти не освещена. Нина какое-то время смотрела в темень, словно опасалась увидеть там ту самую женщину. Через минуту она продолжила:
- Сначала я почти не обратила на неё внимания. Но потом как будто током вдруг меня ударило, и я оглянулась. Вернее, мы с ней оглянулись одновременно, и я увидела не её, а себя, но только как бы в зеркале, но не в обычном, а в каком-то кривом, в каком-то чудовищном преломлении во времени.
Нина вдруг напряглась, задрожала всем телом, и глаза её снова наполнились слезами.
- Успокойся, милая, тебе это всего лишь показалось, - стал успокаивать Нину Олег, крепче прижав её к себе, - это всего лишь нервы. Тебе нужно отвлечься, не думать о той встрече, постараться обо всём забыть. Всё будет хорошо, поверь мне. Тебе всего лишь показалось. Это игра воображения.
- Нет-нет, - быстро проговорила Нина, - это точно была я. Это всё прадедово проклятие. Наш род проклят.
Её дрожь передалась и Олегу. Он далее почти не соображал, что творил, он целовал её, стирал слёзы с её глаз, успокаивал, как мог и, сам того не замечая, расстёгивал на ней кофточку. Нина совсем не сопротивлялась, отвечала поцелуями на его поцелуи и только, стуча зубами, всё повторяла:
- Напрасно всё это. Мы никогда не будем счастливы. Я проклята, проклята…

Как упоительны в России вечера,
Как отвратительно в России по утрам))))

«Ну надо же, и я начинаю верить в эту чушь! Проклятие прадеда… до третьего колена… Это в наше то время! Средневековье какое-то. Но, черт побери, и я начинаю задумываться над этим проклятием.
Ерунда! Проклят тот, кто смирился с проклятием, кто ничего не предпринимает и покорно ждёт своей участи. Тот, кто не пытается бросить вызов судьбе. С проклятием, если оно и правда существует, нужно бороться, как с любой другой напастью. Ты не человек, а безвольная тряпка, если не пытаешься выгрести против течения, если, как бревно в реке, покорно плывёшь на пилораму, к устью своей жизни.
Я увезу Нину из этого захолустного городка. Увезу к себе. Нет, даже не к себе. Мы вместе уедем подальше от этих мест. Снимем квартиру, найдём подходящую работу. Всё равно мы будем счастливы. Вопреки проклятию, назло врагам».
Так думал Олег на следующий день. Так думал он и через день, и через два, и через неделю, когда снова приехал на станцию, где жила Нина. Олег не знал, что накануне в городок вернулся Сыч.
Они повстречались на пустыре за сараями. Сыч стоял, вальяжно прислонившись к дощатой стене, и курил, перегоняя папиросу из одного уголка рта в другой. Олег догадался, что тот знал о его приезде. Видимо, Сыч случайно увидел его на станции и, опередив дворами, теперь поджидал его здесь.
Сыч был таким же развязным, как и раньше, со злыми, глубоко спрятанными под надбровными дугами маленькими глазками, скошенным подбородком и сплюснутым, угреватым носом. Типичная уголовная морда. Он оторвался от стенки и вышел на тропинку, по которой шёл Олег. Когда тот остановился, Сыч, выплюнув папиросу, держа руки в карманах, презрительно проговорил:
- Привет, конкурЭнт. Ну что? Давай, рассказывай, как ты с ней шуры-муры и всякие там шашни крутил, пока я прохлаждался. Или может ничего такого не было, может мне злые языки натрещали напраслину?
- С кем шуры-муры? – прикинулся Олег, плохо разыгрывая сверхудивление.
Сыч напрягся. В его злых глазёнках появилось отчаяние. Седьмым нюхом почувствовал, что ему не натрепали и даже ничуть не преувеличили. Он усмехнулся ещё развязней, а в глазах появилась такая растерянность, что Олегу на миг даже стало жалко его. «А ведь он её любит. И ревнует», - мелькнуло в голове.
- Что, понравилась? – прошипел Сыч угрожающе и встал в боевую позу.
- Кто? – продолжал разыгрывать недоумение Олег, пользуясь тем, что Сыч не назвал её имя, а сам подумал: «Вломить ему в случае чего всегда можно. Пусть только дёрнется. Но первым начинать не стоит».
Сыч неожиданно достал из кармана заточку, выполненную в виде стилета, и прохрипел зло, не скрывая лютой ненависти:
- Ты тут Ваньку не валяй! Говори, было у вас с ней что-то, или нет?
- Какого Ваньку? – продолжил дурачиться Олег, ничуть не испугавшись ни заточки, ни злости Сыча. Олег был крупнее и более атлетически сложен. А если изловчиться и неожиданно ударить ногой, то можно выбить заточку из руки. Кроме того, Олег хорошо знал таких людей, как Сыч. Бравада и показная храбрость были присущи таким особям. На самом же деле они были трусливы. Вряд ли Сыч решится нанести удар даже кулаком, не говоря уже о заточке. Всё это – спектакль, рассчитанный на слабака.
Тут Сыч закричал вне себя от злости и отчаяния:
- Ты зачем к ней шлялся? Она же тебя и по морде била, и посылала подальше, чтобы от неё отлип! Ты чё, не понял чего-то, баклан?
Олег от неожиданности ошалел. Что за идиотские фантазии? Уж не поехала ли крыша у Сыча от отчаяния? А может, ему Нина всё это наговорила, чтобы оправдаться? Нет, такого не может быть! Оправдываться ей? И перед кем? Перед этим мурлом? Чего ради?
При мысли о Нине на душе у Олега стало тепло. Он вдруг отчётливо увидел её глаза, губы, волосы, ощутил её плечи, тепло её тела. Олег подумал, что нелепая ситуация, в которой он сейчас находится – крайне нелепая и неприятная. Но скоро он из неё выпутается. Пусть через пять минут, пусть через двадцать. Пусть через мордобой или кровь, но всё же выпутается. И тогда он снова увидит её, Нину. От этой мысли он улыбнулся. Но не нужно было этого делать в ту минуту - его улыбка окончательно разозлила Сыча, глаза налились кровью, и он замахнулся заточкой.
Олег несколько запоздало отреагировал на угрожающее движение противника. Его рука, перехватывающая руку Сыча, соскользнула, и заточка легко вошла бок Олега. Боли он почти не ощутил, но в глазах вдруг потемнело, и Олег стал оседать на пыльную тропинку.

Как упоительны в России вечера,
Как отвратительно в России по утрам))))