Остаться в Бразилии навсегда, скрывшись от родственников и прежних знакомых, было, конечно, весьма заманчиво. Джессика поняла это задолго до того, как подошла к концу первая неделя ее пребывания в усадьбе Кастеляров. Жизнь здесь текла неспешно и размеренно; никто никуда не спешил, никто не нервничал из за пустяков. Даже буйная тропическая растительность с ее яркими красками и экзотическими запахами не то чтобы успокаивала, как, например, успокаивает сельский пасторальный пейзаж где нибудь в луизианской глуши, но помогала отвлечься от всех привычных тревог и забот, которые не давали покоя Джессике, пока она оставалась в Новом Орлеане. Древние каменные плиты поросших мхом мостовых; старинные дома, стены которых были украшены выкрошившейся каменной резьбой; пустынный океанский берег с мелким горячим песком и крошечные, укрывшиеся в тени пальм и фрамбойанов лавчонки Олинды и Ресифе, которые они с Рафаэлем исследовали почти каждый день, очень полюбились Джессике, но остаться здесь она не могла. И хотя по сравнению с Бразилией Новый Орлеан представал преддверием ада, она вынуждена была вернуться домой, чтобы заняться делами, требовавшими ее внимания, не говоря уже о том, что Джессику снедало беспокойство о деде.
На протяжении двух дней, пока Рафаэль летал в Рио, чтобы проверить, как идут дела в фирме, Джессика оставалась в Ресифе одна. Видимо, его длительное отсутствие сказалось на состоянии дел не лучшим образом, так как по возвращении он объявил Джессике, что не сможет вернуться вместе с ней в Штаты, как они планировали. Рафаэль пытался уговорить ее пожить в Рио, пока он не освободится, и даже несколько раз намекал, что с ее возвращением в Новый Орлеан грозящая ей опасность снова может заявить о себе, но Джессика осталась непреклонна. Во первых, с каждым днем, проведенным ею вдали от «Голубой Чайки», количество проблем, которые никто, кроме нее, не мог решить, росло. Во вторых, она должна была подготовиться к свадьбе, а времени на это оставалось все меньше. Но самым главным аргументом, о котором Джессика, впрочем, благоразумно умолчала, было опасение, что подчинение его воле станет для нее абсолютно естественным.
Рафаэль до последнего настаивал на том, что она должна задержаться, и дело кончилось тем, что Джессика сказала ему, что вылетит в Новый Орлеан коммерческим рейсом, если он не попросит Карлоса отвезти ее на самолете компании.
Разумеется, он не разрешил. Не обращая внимания на полушутливое полусерьезное возмущение своего кузена, Рафаэль сам сел за штурвал самолета, чтобы доставить ее домой.
Воздушное путешествие в Новый Орлеан не доставило Джессике никакого удовольствия, поскольку почти всю дорогу Рафаэль мрачно молчал. Со своей стороны Джессика чувствовала, что он крайне недоволен тем, что она настояла на своем вопреки его желанию, и старалась как можно меньше привлекать к себе внимание. В аэропорту Рафаэль тоже задерживаться не стал. Пока самолет дозаправлялся, он проводил ее до стоянки такси и, крепко поцеловав в губы, отправил Джессику домой. Потом она узнала, что меньше чем через час он вылетел в Рио.
По требованию Рафаэля обратный перелет они снова совершали ночью, чтобы он мог вернуться к началу рабочего дня. К себе в квартиру Джессика вернулась примерно в четыре часа утра. Приняв душ, она сразу же легла, стараясь вернуться к привычному рабочему режиму, и все равно едва не проспала на работу. Зато когда утром Джессика вошла в свой кабинет, ее уже ждал там огромный букет белых свадебных орхидей с оранжево золотистыми зевами. Видимо, Рафаэль хотел таким образом извиниться за свое угрюмое молчание; во всяком случае, она восприняла этот дар именно так. И каждый раз, когда ее взгляд останавливался на белоснежном великолепии цветов, губы Джессики трогала легкая победная улыбка.
К середине недели все вернулось на круги своя. Джессика приходила на работу рано, уходила поздно, обсуждала с Кейлом текущие вопросы, перешучивалась с Софи и едва ли не каждый день звонила в «Мимозу», чтобы справиться о здоровье Клода Фрейзера. Дни шли за днями, и Джессика сама не заметила, как прошли, пролетели две недели.
И все это время она продолжала чувствовать, что ей очень не хватает чего то очень важного. Ее способность сосредоточиваться на делах в любых ситуациях упала до нуля. Джессика читала отчеты, но уже через несколько минут не могла припомнить ни одной подробности; она засовывала куда то важные документы и не могла найти; обещала перезвонить и не перезванивала, сломя голову неслась на важные деловые встречи, о которых совершенно не помнила и о которых в последнюю минуту напоминала ей Софи. И каждый раз, стоило ей только заслышать в коридоре мужские шаги, Джессика непроизвольно вздрагивала, а если у нее дома вдруг раздавался телефонный звонок, она бросалась к аппарату, опрокидывая на бегу стулья. Это было странно, тревожно и необъяснимо. Определенно, с ней творилось что то непонятное.
Рафаэль. Вот кто был всему причиной. Все это время Джессика думала о нем и пыталась представить, что бы он сказал по тому или другому поводу. Очень часто она ловила себя на том, что гадает, чем он может быть занят в эти минуты, какая погода в Рио, в офисе Рафаэль или в своей городской квартире. Ее волновало, хорошо ли присматривает за ним Пепе, или он питается в ресторанах и кафе, а может — как и она — заказывает обед прямо к себе в кабинет. И каждый раз, когда она задумывалась о чем то подобном, Джессика обнаруживала, что многого еще о нем не знает, и ей хотелось немедленно выяснить, когда у него день рождения и что он любит больше — свежий салат или консервированные овощи.
Она прилагала огромные, усилия, чтобы не думать об этих и других глупостях, которые то и дело приходили ей на ум, но все было бесполезно. Даже если Джессике удавалось забыть о Рафаэле на час или полтора, что нибудь обязательно ей о нем напоминало. Об объединении двух компаний еще не было объявлено официально, но переговоры о мелких частностях уже начались, и в офис «Голубой Чайки» то и дело поступали из Бразилии факсы и раздавались телефонные звонки. Сам Рафаэль звонил по крайней мере дважды в день, чтобы задать какой то процедурный вопрос, на который Джессика не могла ответить сразу, и ей приходилось ему перезванивать. Таким образом они общались довольно часто, и хотя их разговоры носили чисто деловой характер, Джессика никак не могла дождаться момента, когда она снова услышит его голос. Иногда по вечерам Рафаэль звонил и к ней домой, но зачем — этого она никак не могла взять в толк. Предлоги, которые он использовал, казались ей достаточно надуманными, так что в конце концов она решила, что таким своеобразным способом он проявляет заботу о ее безопасности. Похоже было, что Рафаэль просто включил ее в список своих повседневных забот, но спросить его об этом напрямик она не решилась.
На исходе третьей недели в «Голубую Чайку» нагрянули аудиторы. Как поняла Джессика, ее дед разрешил представителям КМК произвести подробную ревизию состояния дел его компании. Разумеется, это была чистая формальность, и все же она заставила Джессику с особенной остротой почувствовать, что ее жизнь изменилась и что возврата к прошлым беззаботным дням уже не будет.
Бесцеремонное вторжение ревизоров и бухгалтеров в святая святых — в финансовые отчеты «Голубой Чайки» — возмутило ее до глубины души, и. она утешалась только тем, что в то же самое время их аудиторы проверяли дела КМ К. В скором времени она действительно получила подробный отчет о деятельности компании Кастеляра. Это был прелюбопытнейший документ, включивший в себя, кроме обычных бухгалтерских выкладок, историю фирмы, ее достижения при прошлом и нынешнем президенте, а также перспективный план развития на ближайшее будущее. Последний принадлежал к тем документам, которые обычно не показывают посторонним, и Джессика была искренне тронута этим жестом доверия и доброй воли. Кастеляр как бы говорил ей, что по прежнему связывает с ней будущие успехи КМК и возлагает на союз с «Голубой Чайкой» большие надежды. Это было очень приятно, и она долго сидела за столом, вертя в руках толстую кожаную папку с отчетом и улыбаясь. Впрочем, для подробного изучения этого объемистого документа у нее не было времени, и Джессика убрала его в сейф, решив разобраться с ним как можно скорее.
Но прошло совсем немного времени, и Джессика снова поймала себя на том, что думает вовсе не о делах. Отшвырнув в сторону лист бумаги с предварительным списком гостей, на полях которого она старательно выводила свои инициалы, переплетенные с монограммой Рафаэля, Джессика твердо приказала себе взять себя в руки. Ей даже пришлось напомнить себе, что ей уже двадцать семь, а не тринадцать, и что она — взрослая женщина, способная управлять своими эмоциями. Раз не получается не думать, решила Джессика, значит, она должна найти себе кучу мелких дел и забот, которые помогли бы ей отвлечься. Для начала нужно устроить генеральную уборку, разобраться в шкафах и на кухне, приготовить несколько блюд и заморозить их для быстрого употребления, и сходить в магазин, чтобы купить несколько пакетов сока. Да мало ли что еще она способна придумать! На худой конец можно хоть расставить в алфавитном порядке специи на полке; что угодно, лишь бы занять руки и голову, а если и это не поможет — навестить бабушку.
В доме Мими Тесс дверь Джессике открыла Арлетта. При виде дочери она натянуто улыбнулась и приглашающе махнула рукой. Несмотря на послеобеденное время, она все еще была одета в ночной халат и домашние шлепанцы.
— Значит, ты вернулась, — бросила она через плечо. — Ник сказал мне, что ты уже в Штатах, но я не была уверена, поскольку ты очень ловко от меня пряталась. Кстати, о своем отъезде ты тоже забыла мне сказать.
— Я думала, что ты уже давно не обращаешь внимания на то, когда я ухожу и прихожу, — парировал Джессика и с опаской поглядела на напряженные плечи и прямую спину Арлетты.
— Может быть, я и не была идеальной матерью, но мне не безразлично, что с тобой происходит.
— Когда со мной что нибудь произойдет, я обязательно тебя об этом извещу.
Неожиданная резкость ответа удивила саму Джессику. Лишь мгновение спустя ей стало ясно, что это было вызвано горечью воспоминаний — воспоминаний о матери, которой никогда не оказывалось рядом, когда она в ней так нуждалась.
Войдя в гостиную, Арлетта остановилась на пороге и повернулась к Джессике.
— Ты чуть не сгорела заживо, а потом чуть не утонула — и это ты называешь «ничего»? — спросила она. — А то, что какой то бразильский мужик умыкнул тебя на самый край земли? Это, по твоему, в порядке вещей?
Джессика невольно поморщилась.
— Я бы не стала так драматизировать, — сказала она сухо. — Кроме того, дедушка и Кейл знали, где я и что со мной. Я звонила им чуть ли не каждый день.
— Ах да, в контору, но ведь я там не бываю. Что касается твоего деда, то из него каждое слово приходится вытаскивать ну просто клещами. Да и в любом случае он скорее расскажет важную новость постороннему человеку, чем мне.
Джессика уже готова была ответить новой резкостью, но сдержалась, заметив на подбородке матери какое то странное темное пятно. Нахмурившись, она протянула руку и повернула лицо Арлетты к свету, падавшему из окна. Она не ошиблась — это был свежий фиолетово багровый синяк, который отчетливо виднелся даже сквозь толстый слой грима.
— Оставь! — Арлетта отдернула голову.
— Что с тобой случилось?
— Ничего, — коротко ответила Арлетта и, опустив взгляд, отошла в глубь комнаты.
— Ты упала? Или на что то налетела? — продолжала допытываться Джессика, делая шаг вслед за матерью.
— Ты же знаешь, что я никогда не падаю, даже когда напьюсь.
— Этого я не говорила! — запротестовала Джессика.
— Но подумала, — отрезала Арлетта. — И хватит об этом, я же сказала, что это ерунда.
Она явно оправдывалась, и Джессика невольно вздрогнула. Если ее мать не пила, то откуда же взялся у нее на подбородке синяк? Единственный ответ пришел ей на ум почти мгновенно, и она воскликнула:
— Кто то напал на тебя!..
— Вот еще глупости. Ничего подобного, — ответила Арлетта, но ее голосу не хватало твердости, и слова прозвучали неубедительно.
— Кто? Кто это был? Кто то вломился к тебе домой, да?! Тебя ограбили, напали на тебя?! — Джессика уже почти кричала, но ничего не могла с собой поделать.
Арлетта повернулась к ней, и в ее глазах отразилось неподдельное удивление.
— С чего ты взяла? — спросила она.
Джессика колебалась, не зная, как много она может открыть матери, чтобы сохранить в тайне свою историю. В конце концов она все таки решилась и рассказала Арлетте о том, как в подъезде на нее напал неизвестный мужчина и как Рафаэль Кастеляр пришел ей на помощь.
— Боже мой! — Лицо Арлетты залила смертельная бледность. Сделав шаг к дивану, она упала на него, словно ноги отказывались ей служить. — Боже мой, Джесс!.. И ты никому ни слова не сказала? Ни деду, никому?
— Сначала я решила, что это обычный уличный грабитель, — пояснила Джессика, решив не посвящать мать в свои подозрения относительно возможной причастности к нападению самого Рафаэля. — Но после того, что случилось с яхтой, и вот теперь — с тобой, я… Нет, я не знаю, что и думать. Я, во всяком случае, даже не могу себе представить, кому это могло понадобиться! В этом нет никакой логики, никакого смысла!
— Не знаю, не знаю… — проговорила Арлетта, медленно качая головой.
— Что ты хочешь этим сказать? — насторожилась Джессика, пристально глядя на мать.
— Твой дед с каждым днем все ближе и ближе к… к тому, чтобы отойти от дел. Решается судьба миллионов долларов. А деньги порой вытворяют с людьми самые невероятные вещи.
— Он готов отойти от дел? — в тревоге переспросила Джессика. — Скажи, ему стало хуже? Ты что нибудь знаешь?
— В последнюю неделю он пережил несколько микроинфарктов — неужели ты об этом не слышала? Его даже хотели снова положить в больницу, но он отказался. Он может уйти от нас в любой день.
— Никто ничего не сказал мне… — Отчаяние с такой силой стиснуло грудь Джессики, что следующие слова она произнесла почти что шепотом:
— А мне казалось, что он пошел на поправку.
— Ему нравилось считать себя бессмертным. Увы, это не так.
Губы Джессики задрожали, и она поспешно опустила глаза. Ее пальцы, лежавшие на подлокотнике дивана, судорожно сжались, и ей потребовалось сознательное усилие, чтобы сдержать вдруг набежавшие слезы.
Джессика долго молчала. Боль сжимала горло, да и нечего было сказать. Наконец она справилась с собой.
— Значит, дедушка больше не вернется к руководству фирмой, — произнесла она сдавленным голосом. — Объединение компаний пройдет под диктовку КМК, и наша «Голубая Чайка» уже никогда не будет такой, какой она была при нем.
— И это касается не только объема операций, который, конечно, возрастет, — поддакнула Арлетта — Если хочешь знать мое мнение, то наша фирма вообще перестанет быть той «Голубой Чайкой», которую все знали и любили.
Джессика вовсе не стремилась узнать мнение матери, но запретить ей высказывать его она не могла. Сама она смотрела на события несколько иначе. Джессике казалось, что Рафаэль выиграл, победил окончательно, и она не сомневалась, что он знал это уже тогда, когда приезжал к Клоду Фрейзеру.
Обе женщины долго молчали. Джессика уже подумала, что пауза слишком затянулась, когда из дальнего угла гостиной раздался задумчиво безмятежный голос:
— Джонатан никогда не бил тебя, Арлетта. Он был добрым человеком и хорошим мужем.
Джессика вздрогнула. Она не заметила Мими Тесс, которая, погрузившись, по своему обыкновению, в глубокое раздумье, сидела в кресле у окна. Высокая спинка скрывала ее полностью, и Джессика поняла, что они не одни, только тогда, когда бабушка, уловив, очевидно, часть их беседы, подала голос.
— Мими Тесс! — воскликнула Джессика и, порывисто шагнув к окну, наклонилась, чтобы поцеловать бабушку в щеку — сухую, как пергамент, и благоухающую, как корзина розовых лепестков. — Прости, я не увидела тебя в этом кресле, да еще против света.
Мими Тесс ласково улыбнулась внучке, но взгляд ее оставался рассеянным.
— Как ты выросла, детка, — сказала она все тем же мягким, задумчивым голосом. — И стала очень похожа на отца. Джонатан всегда мне нравился. Он часто приносил мне вишни в шоколаде — он знал, как я их люблю. И еще он был ласков с моей Арлеттой. У него была добрая душа.
— О, мама!.. — с досадой и раздражением воскликнула Арлетта, и Джессика снова бросила взгляд на синяк у нее на подбородке. Помраченный разум Мими Тесс не позволял ей ясно осознавать все, что происходило вокруг, но иногда она замечала то, на что другие не обращали внимания.
Встретившись взглядом с матерью, Джессика напрямик спросила:
— Тебя избил твой новый ухажер? Кто он? Как его зовут?
— Не глупи! — бросила в ответ Арлетта. — Или ты думаешь, что я стала бы терпеть подобное обращение?
Джессика покачала головой.
— Думаю, что нет, но что то все таки произошло, раз ты торчишь у бабушки, а не у себя дома. Ты что, боишься возвращаться в свою квартиру?
— Я не желаю об этом разговаривать, — отрезала Арлетта. — Это мое дело, и к тебе оно не имеет никакого отношения.
Из глубин памяти Джессики всплыли слова Мими Тесс о том, что Арлетта встречается с молодым человеком. Возраст, конечно, не имел решающего значения — в жизни ее матери всегда хватало мужчин, которые появлялись и исчезали.
— Значит, у тебя все в порядке? — с беспокойством уточнила дочь. — Ты избавилась от того типа, который сделал это с тобой?
— Он больше не посмеет. Готова спорить на что угодно.
— Ты уверена? — Голос Джессики выдавал ее тревогу, и она ничего не могла с этим поделать.
— Абсолютно.
Джессика поняла, что ее мать уперлась и будет стоять на своем до последнего. Продолжать расспросы значило нарваться на обвинение в том, что она сует нос не в свое дело. Обострять отношения Джессика не хотела, да это все равно ничего бы ей не дало.
— Ну, раз ты говоришь, что все нормально, значит, так оно и есть, — промолвила она, кивая.

Рафаэль сразу понял: что то не так. И ссора, происшедшая между ними перед отъездом Джессики из Бразилии, была здесь совершенно ни при чем, как ни при чем были разлука и вполне объяснимое предсвадебное волнение. Джессика улыбалась, но улыбки ее гасли так же быстро, как и появлялись, а голос был чересчур резким и холодным. Приветствуя его, она позволила себя поцеловать, однако в дальнейшем вежливо, но решительно пресекала все его попытки прикоснуться к ней. Происшедшая с Джессикой перемена застала Рафаэля врасплох.
Его быстрый ум тут же нашел возможную причину ее внезапной холодности и отчужденности, но он не хотел верить тому, что подсказывал рассудок, поскольку это означало бы, что Джессика с самого начала обманывала его, да так ловко, что он ничего не заподозрил. Вместе с тем, будучи реалистом, Рафаэль признавал, что бизнес есть бизнес и что каждый человек может оказаться на поверку совсем не таким, каким он кажется на первый взгляд.
Внимательно следя за голосом и жестами Джессики, Рафаэль испытал невероятно сильное и не свойственное его натуре желание прямо спросить у нее, что случилось, чтобы, добравшись до сути, как можно скорее разобраться, но он знал, что с ней этот номер не пройдет. Именно сейчас он должен был действовать с максимальной осторожностью — словно сапер, который пробирается среди натянутых проводков, прикосновение к каждому из которых грозит ему гибелью. Он не должен был давать Джессике ни малейшего повода для отказа от брака. Ради этого Рафаэль готов был закрыть глаза на многое, и все же мысль о том, что она лжет, была ему невыносима.
Сразу после прилета Рафаэля в Новый Орлеан они отправились в лучший ресторан города и плотно поужинали. Еда была превосходна, но Рафаэль не чувствовал никакого вкуса; лишь тяжесть в желудке подсказала ему, что он уже сыт. Потом он проводил Джессику до ее городской квартиры и с готовностью принял ее не слишком любезное приглашение подняться к ней на чашечку кофе.
— Ты ничего не узнала о человеке, который напал на тебя? — спросил Рафаэль, первым нарушив установившееся между ними напряженное молчание.
— Больше не было никаких инцидентов?
— Нет, — коротко ответила Джессика. — С тех пор, как я вернулась, со мной не произошло ровным счетом ничего необычного или неприятного.
Он должен был задать этот вопрос, хотя и знал, что круглосуточное наблюдение, которое, чередуясь, осуществляли несколько его доверенных людей, практически исключало возможность любой неприятной неожиданности. Впрочем, несмотря на это, он все равно волновался, и сознание того, что теперь он сможет сам следить за ее безопасностью, заставило Рафаэля вздохнуть чуть ли не с облегчением.
— Никаких сообщений о наркотиках на ваших судах за это время не поступало? — спросил он. — Вы решили ваши проблемы с таможней?
Джессика подняла глаза от чашки с кофе и бросила на него быстрый взгляд.
— Ты и об этом знаешь?
— Твой дед упомянул об этом в разговоре со мной. Его интересовало, как поступают в подобных случаях в КМ К.
— Ну и как? — осведомилась Джессика с профессиональным интересом.
— Наша политика почти не отличается от вашей. Ответственность компании, постоянная бдительность и немедленное увольнение каждого, кто попадается с поличным. Некоторые капитаны, правда, придерживаются еще более жесткого курса, поскольку каждое нарушение отражается в первую очередь на них, но, как правило, мы в это не вмешиваемся.
— Не можете или не хотите?
— Не хотим. — Рафаэль постарался говорить спокойно, хотя ирония, прозвучавшая в ее вопросе, вызвала у него приступ раздражения. — Значит, инцидент исчерпан? — еще раз уточнил он.
Джессика кивнула, но взгляд ее оставался серьезным.
— Либо это была ложная наводка, либо тот, кто за всем этим стоял, решил переждать.
— Будем надеяться на первое, — заметил Рафаэль, но Джессика не ответила, и он продолжал:
— Из этого я заключаю, что единственной вашей проблемой было присутствие наших аудиторов. Я понимаю, что это не может не действовать на нервы, но надеюсь, что они вам, по крайней мере, не мешали.
— Не знаю, меня это почти не коснулось. В основном с ними занимался Кейл.
Рафаэль сразу отметил, что эта ее реплика прозвучала холодно и отстраненно. Это тоже было странно.
— Значит, ты не следила за их работой? И не знаешь, каковы результаты проверки?
— Нет. — Джессика задумчиво поглядела на него. — К чему ты клонишь?
Этого Рафаэль не ожидал. Она разгадала его. Ай да Джессика!
— Они нашли пару мелких несоответствий, но это сущий пустяк по сравнению с главным…
— Да? — В ее голосе Рафаэлю послышалась легкая дребезжащая нотка, но взгляд Джессики был прямым и открытым.
— За последний месяц, — медленно сказал он, — с банковского счета «Голубой Чайки» ушли двести пятьдесят тысяч долларов. В бухгалтерских проводках нет никаких следов этих денег.
Глаза Джессики удивленно расширились.
— Не может быть! Это же добрая половина наличного резерва! Единственное объяснение…
— Единственным объяснением их отсутствия может служить прямой перевод фондов, осуществить который мог только человек, наделенный соответствующими полномочиями. Например, ты или Кейл. И, разумеется, сеньор Фрейзер.
— Должно быть, была какая то веская причина… — Джессика с силой потерла виски. — Я обязательно разберусь. А ты… ты не мог бы пока подождать и не сообщать об этом моему деду?
Ее лицо было таким бледным, что почти не отличалось от белой шелковой блузки, которую она носила со строгим деловым костюмом. По сравнению с яркими, цветастыми нарядами, которые предпочитали женщины его родной страны, этот костюм походил на монашеское облачение, но, несмотря на это, Джессика выглядела в нем чертовски соблазнительно и сексуально. Правда, Рафаэль предпочел бы, чтобы она надела к его приезду что нибудь более женственное, но, поскольку он не удосужился предупредить ее… Да что там говорить! Он хотел бы видеть ее не одетой, а раздетой, и не напротив, а рядом с собой, под собой или над собой. Эту деталь он готов был оставить на ее усмотрение.
Похоже, он окончательно сошел с ума.
Не без труда вспомнив, о чем они только что говорили, Рафаэль сказал:
— Я вовсе не собирался ничего сообщать твоему деду. За кого ты меня принимаешь?
Губы Джессики сжались, словно она изо всех сил сдерживалась, чтобы не сказать — за кого, а в глазах вспыхнули и погасли зеленые молнии.
— Дед мог сам распорядиться перевести эти деньги, но я об этом ничего не знаю, так что осторожность не помешает.
— А если это не он?
— Тогда я узнаю, куда они были отправлены. Я только не понимаю, почему этот вопрос так волнует КМК? Ведь мы, кажется, пока еще самостоятельная фирма, и это — наше внутреннее дело.
— Ваше, а не мое — ты это хотела сказать? Что ж, ты абсолютно права, вот только я не знаю, как это скажется на наших будущих взаимоотношениях.
Джессика долго смотрела на него, потом отвела взгляд в сторону.
— Понятно, — произнесла она негромко.
Рафаэль снова почувствовал непреодолимо сильное желание крепко обнять ее, прижать к себе и пообещать все что угодно, лишь бы она перестала сражаться с ним как с врагом. В последнее время его неотступно преследовали обжигающие душу воспоминания о темном патио, о душной благоухающей ночи и о блаженном забытьи и сладострастном восторге. Каждый раз, когда он думал об этом, лицо Джессики вставало перед его мысленным взором таким, каким он видел его на том проклятом снимке — исполненным неземного блаженства и необузданной страсти, и Рафаэль против собственной воли погружался в мечты о том времени, когда он снова увидит ее такой.
Опустив глаза и теребя пальцами юбку, Джессика снова заговорила.
— Может быть, деньги были сняты со счета в качестве, гм м… временного займа, — сказала она. — Если дело обстоит именно так, то я надеюсь, что ты не будешь спешить с обвинениями. Люди иногда совершают поступки, на которые они в обычных условиях неспособны и о которых потом горько сожалеют. Наказывать их за минутную слабость было бы большой ошибкой, особенно если до этого их репутация была безупречной.
Рафаэль сразу понял, что Джессика имеет в виду прежде всего себя и то, что произошло между ними. Возможно, впрочем, что он ошибся, и ее замечание имело отношение только к ситуации с непонятно куда девшимися деньгами. Должно быть, она уверена, что ее дед не переводил эти несчастные двести пятьдесят тысяч, иначе она бы не была так озабочена его реакцией на их отсутствие. Нет никаких сомнений, что Джессика подозревает, кто приложил к этому руку, но черта с два она скажет ему об этом прямо. В этом, конечно, не было ничего страшного, но будь он проклят, если и впредь будет позволять каким то тайнам и недомолвкам омрачать их отношения!
— Значит, это ты взяла деньги? — спросил он.
— Как ты можешь!.. Нет, это не я. Ох… — Джессика прищурилась. — Ты меня поймал. Теперь ты будешь считать, что это Кейл.
— Это только логично, — ровным голосом отозвался Рафаэль.
— Можешь не сомневаться, я обязательно проверю, кто перевел деньги, куда и зачем. — Джессика замолчала, но гневные огоньки в ее глазах разгорались все ярче и ярче.
— Ты приехал сюда только затем, чтобы ткнуть меня носом в это нарушение, которое нашли у нас твои наемные бухгалтеры? — спросила она, понемногу закипая.
— Ни в коем случае, — тут же отозвался Рафаэль, старательно скрывая удовольствие, которое он получал, наблюдая за нею. Ему хотелось считать, что Джессика сердится только из за того, что ей показалось, будто в Новый Орлеан его привели причины чисто делового свойства. Спросить об этом он, однако, не решился, боясь, что ответ может жестоко его разочаровать.
К этому моменту они уже выпили кофе и пересели на диван. Джессика была так близко, что Рафаэль, не удержавшись, коснулся ее волос, пропуская их пряди между пальцами и наслаждаясь их шелковистостью. Джессика не спешила отодвинуться от него.
— Итак? — осведомилась Джессика чуть дрожащим голосом.
— Итак — что?
— Что еще у тебя на уме?
Ему очень хотелось сказать ей, что у него на уме, но он не мог — или не смел. Еще Рафаэль жалел, что Джессика не знает ни слова по португальски — тогда бы ему было гораздо легче облечь в слова свои чувства и мысли, которые он испытывал и которыми хотел поделиться с нею. Значит, она должна выучить португальский. Он сам проследит за этим.
— Если ты еще не забыла, — произнес он, — то у нас скоро свадьба. Времени осталось совсем мало. Нам с тобой надо посоветоваться по поводу нескольких мелких частностей, к тому же я уверен, что у тебя есть кое какие предложения или пожелания. Существует еще такая вещь, как брачный контракт, который мы должны подписать.
— Брачный контракт…
Она произнесла эти два слова без всякой интонации, но Рафаэль утвердительно кивнул, словно это был вопрос.
— Да, это необходимая формальность, которая включает, в частности, несколько статей, гарантирующих наши имущественные и наследственные права. Кроме того, в нем подробно отражены условия объединения двух компаний, которые мы обсуждали с твоим дедом.
— Неужели это так необходимо? — с откровенным неодобрением спросила Джессика.
— Не так уж необходимо, зато весьма полезно. Подобный контракт исключает все возможные разногласия. Да и ты будешь гарантирована от неприятностей, если со мной что нибудь случится.
— Точно так же, как и ты будешь защищен со всех сторон, если что то случится со мной.
Лицо Рафаэля на мгновение окаменело от этой не слишком хорошо замаскированной колкости.
— Можешь считать и так. Мы подпишем наш контракт сразу после свадьбы, одновременно с лицензией, которая, по сути, является лишь еще одной разновидностью брачного договора.
— Да, наверное. — Джессика отвела глаза так быстро, что Рафаэль не успел заметить их выражение. Как бы там ни было, она не возражала, и он готов был удовольствоваться и этим.
— Мы, кажется, говорили о причинах, которые побудили меня приехать в Новый Орлеан, — небрежно напомнил он, откидываясь на спинку дивана. — Я хотел спросить тебя, как ты думаешь распорядиться принадлежащим тебе имуществом. В принципе, можешь оставить все как есть и сохранить за собой городскую квартиру; в ней ты будешь жить, когда будешь гостить в Штатах. А можешь отправить свои вещи в Рио — в этом случае тебе придется ненадолго переехать в отель, пока их будут паковать и готовить к перевозке.
— Я… Это очень предусмотрительно с твоей стороны.
— Я польщен, — негромко сказал он, выпуская волосы Джессики и осторожно проводя кончиками пальцев по ее нежной шее. — Я вообще очень предусмотрительный человек.
— Я в этом нисколько не сомневалась, только…
— Да? — Он знал, что она скажет, и ему заранее стало не по себе.
— Нет, ничего. Я подумаю насчет городской квартиры и дам тебе знать через день или через два. Ну и поскольку ты все равно здесь, я хотела бы спросить, где мы проведем наш… То есть я хотела бы знать, куда мы поедем после свадьбы.
Рафаэль был уверен, что она собиралась упрекнуть его в невнимании к ее желаниям, но почему то передумала. Он отметил про себя и то, что она не захотела назвать медовым месяцем те первые несколько дней и ночей, которые они проведут вместе.
— Мне все равно, — сказал он ровным голосом. — Единственное, чего мне хотелось бы, чтобы это было тихое, уединенное местечко.
— Может быть, ты хотел бы, чтобы это были твои апартаменты в отеле? Или моя квартира, если я решу оставить ее за собой?
Рафаэль подумал о широкой кровати, которую он заметил сквозь приоткрытую дверь ее спальни. Это была антикварная кровать красного дерева с балдахином, с вышитыми рюшами и прозрачным пологом из тонкого газа, перехваченным витым шелковым шнуром.
— Мы будем там, где захочешь ты, — сказал он. — Решай сама.
Джессика с подозрением покосилась на него и уже открыла рот, чтобы что то сказать, когда откуда то из глубины дома донесся приглушенный звук как от удара или от падения какого то предмета.
Рафаэль был уже на ногах. Властным взмахом руки призвав Джессику к молчанию, он бесшумно двинулся к дверям столовой, сделав знак Джессике оставаться на месте. Она повиновалась.
Рафаэль двигался с грацией кошки. Убедившись, что в столовой ничего подозрительного не происходит, он бесшумно приоткрыл дверь темной кухни и исчез из виду.

Платье Джессика сумела найти лишь за три дня до свадьбы. Все, что ей предлагали, не нравилось обилием плиссировок, рюшечек, кружев, шифона, искусственного жемчуга и переливающегося бисера. Во всех этих нарядах она ну просто лучилась девственной чистотой и невинностью, что никак не вязалось с ее внутренним настроем. В конце концов Джессика остановила свой выбор на простом и элегантном платье из бледно палевого тяжелого шелка с широкими рукавами, с неглубоким вырезом «лодочкой» и юбкой, облегающей спереди, а сзади ниспадающей складками. Платье очень шло ей, но Джессике казалось, что ему недостает какой то очень существенной детали.
Оставив платье в магазине, чтобы его подогнали по ее росту, Джессика поехала домой, но сразу подниматься в квартиру не стала. Вместо этого она зашла в ближайшее кафе «Наполеон Хаус», чтобы выпить кофе. От одного запаха жареных кофейных зерен ее настроение улучшилось. Потягивая горячий напиток, она подумала, что любовь к кофе — это пока то немногое, что есть общего у нее с Рафаэлем.
Она только только пригубила вторую чашку, когда за ее спиной раздался возглас:
— Джессика?!
— Дебби! — Повернувшись на голос, Джессика сразу узнала миниатюрную, светловолосую Дебби Кьяччо — подругу, с которой они были неразлучны в детские годы, когда проводили на побережье летние месяцы.
Молодые женщины крепко обнялись.
— Боже мой, Джесс, сколько же мы не виделись? Как ты? Я ведь сначала отправилась к тебе в «Голубую Чайку», но тебя на месте не было, и я решила поехать к тебе домой на свой страх и риск. Ужасно расстроилась, когда не застала тебя дома. Прошлась по вашим магазинчикам. Хорошо, что мы с тобой не разминулись. Я, правда, не думала встретить тебя в «Наполеоне». Решила подождать тебя здесь. Ну, рассказывай скорее о твоем избраннике… — С этими словами Дебби пододвинула стул поближе к столу, с видимым облегчением поставила на пол огромную сумку, забитую свертками и пакетами, и опустилась на стул.
— Господи, Дебби, как я рада тебя видеть! — с искренней радостью обняла подругу Джессика.
— А я то, я то как рада! — прощебетала Дебби, лучезарно улыбаясь. — Когда я получила от тебя открытку с приглашением, я просто обалдела. Где ты подцепила парня с таким красивым именем? Какой он из себя? Рассказывай же, и подробно!
Джессикане могла не рассмеяться. Дебби совсем не изменилась, хотя с тех пор, как они делились секретами, часами гуляли по побережью, собирали раковины на песчаной косе возле Омбретера, прошло, наверное, лет пятнадцать. Она была все такой же живой, подвижной, невероятно разговорчивой — по прежнему близкой и сердечной.
Дебби была родом из северной Луизианы, но на лето родители отправляли ее к тетке, которая жила в Камероне и имела домик на самом побережье Мексиканского залива. Но это было давно, и теперь Джессика виделась с ней только тогда, когда Дебби приезжала в Новый Орлеан из Нью Йорка, где она жила вместе с мужем. Несмотря на это, они продолжали поддерживать связь. Наверное, Дебби была единственной близкой подругой, которой Джессика могла бы доверить все.
Воспоминания о днях, проведенных под жарким солнцем на морском берегу, всегда были дороги Джессике. Она чувствовала, что только тогда, в те далекие времена, когда светские условности еще не подчинили ее себе, она была абсолютно свободна, и Дебби была составной частью этой свободы. Она помогала Джессике принимать самостоятельные решения, никогда не осуждала за совершенные ошибки, поощряла ее проявлять инициативу и утверждать себяр как личность. «В любых обстоятельствах нужно быть самим собой», — твердила она как заклинание, и Джессика старалась прислушиваться к советам подруги, но увы — стопроцентного успеха она так и не достигла. Она просто не могла не думать о том, что скажет и как оценит тот или иной ее поступок дедушка. И все же, если бы не Дебби, она, наверное, стала бы совсем другим человеком.
Но, несмотря на то что она относилась к Дебби как к своей самой близкой подруге, Джессика не могла даже ей рассказать все о своих отношениях с Рафаэлем. Она почти наверняка знала, что деловой характер их соглашения с Кастеляром придется Дебби не по душе; больше того, она несомненно придет в ужас и попытается убедить Джессику отказаться от такого брака. Вот почему в рассказе Джессики не хватало кое каких существенных деталей.
— Как это романтично! — воскликнула Дебби, когда Джессика закончила.
— Я всегда знала, что рано или поздно ты выкинешь что нибудь… дикое.
Джессика с сомнением поглядела на нее.
— Как так? — спросила она. — Ты что, шутишь?
— Нисколько! — с горячностью возразила Дебби. — Ты всегда была тихоней, это верно, но вместе с тем в тебе было что то таинственное, недосказанное. Знаешь эту поговорку — в тихом омуте черти водятся? Это про тебя, Джесс, один к одному. Я помню, как мне всегда было интересно наблюдать за тобой. Ты постоянно жила в своем маленьком, замкнутом мире, совершенно не замечая, какими глазами смотрели на тебя мальчишки и как они изобретали самые идиотские предлоги, чтобы оказаться поближе к тебе. Я вовсе не хочу сказать, что ты намеренно приманивала их, нет! Просто в тебе было что то такое, что влекло их к тебе помимо твоей воли, и я часто думала, что когда ты наконец заметишь одного из них — вот тогда будет дело, да такое, что только держись!
— Ну, давай, давай, выкладывай, что ты там еще думала! — смеясь, подбодрила ее Джессика.
— Я говорю абсолютно серьезно, Джесс! — торжественно уверила ее Дебби, сверкнув глазами. — Тебе от природы была дана какая то странная власть над хоботными.
Джессика не сдержалась и снова прыснула. «Хоботными» они в детстве называли мальчишек, которых Дебби умела ловко водить за нос. Как и слоны, мальчишки, особенно в пору полового созревания, часто бывали близоруки и не видели ничего дальше собственного хобота… простите, носа.
— Ты и пугала их до смерти, — продолжала Дебби, — и притягивала. Они слетались к тебе как мухи на мед… и разлетались, несолоно хлебавши, но снова возвращались. Я пыталась угадать, что это может быть, но так и не разобралась. На первый взгляд ты была, конечно, девочка одуванчик — не тронь меня завяну я, — но, возможно, мальчишки чувствовали в тебе что то еще, что было мне недоступно. Быть может, какой то животный магнетизм или еще что то…
— Спасибо, — вставила Джессика с самой саркастической улыбкой.
— Прости, просто я не знаю, как лучше сказать…
— Скажи лучше, что они чувствовали во мне тигрицу, которая хочет выбраться на волю, — подсказала Джессика. Лицо Дебби озарилось широкой, радостной улыбкой.
— Точно! Кто это сказал? Этот твой Рафаэль?
— Да, — кивнула Джессика. — Правда, не мне.
— Какой умный представитель отряда хоботных, — восхитилась Дебби. — Судя по всему, головастый мужчина. Ты будь с ним поласковей, ладно? Ты ведь не хочешь, чтобы он истратил свой пыл раньше времени?
— Не думаю, что мне это грозит, — ответила Джессика. Это была попытка пошутить, и суховатый тон ее голоса вполне соответствовал сказанному, однако предательский румянец разлился по ее щеками.
— Ого! — Дебби с пониманием поглядела на ее пылающие щеки и уши, и уже готова была что то сказать, но вдруг затрясла головой, оборвав себя на полуслове.
— …Нет, не буду спрашивать. Во всяком случае, сегодня. Расскажи мне лучше про свадьбу. Я уже предупредила свою половину, что мы должны будем пойти, но мне, как ты понимаешь, хочется знать все подробности заранее.
С облегчением вздохнув, Джессика вкратце поделилась с подругой планами и рассказала о семействе Кастеляров. К ее огромному облегчению, подруга тактично воздержалась от подробных расспросов, но все равно Джессика почувствовала облегчение, когда разговор перешел на Дебби и ее семью.
Оказалось, что Дебби с мужем приехали в Новый Орлеан на ежегодный конгресс «Макдональдса», с которым они, владея несколькими ресторанами быстрого обслуживания, тесно сотрудничали. Когда между заседаниями обозначился перерыв, Дебби тут же сбежала, надеясь разыскать Джессику.
Джессике пора было возвращаться на работу, но ей так не хотелось расставаться с Дебби, что она готова была пренебречь дисциплиной. И Джессика отважилась изменить своим правилам. Женщины решили вместе совершить набег на антикварные магазинчики. Любовь к старинным вещам была их общим пристрастием. К тому же совсем недавно Джессика обнаружила на Мэгэзин стрит две новые антикварные лавочки, и, недолго думая, подруги отправились туда.
В одном из магазинчиков Джессика случайно наткнулась на отрез шелка. Когда то он был снежно белым, но время придало ему дымчатый оттенок, напоминавший цвет ее свадебного платья. Плотная, но мягкая ткань мерцала и переливалась даже в сумраке лавки; кроме того, на шелке был растительный орнамент в восточном стиле, а взглянув на него повнимательнее, Джессика рассмотрела крошечных тигров, скрывавшихся среди вышитых тончайшей золотой нитью причудливых листьев и дивных экзотических цветов.
Едва взяв в руки тяжелую ткань, Джессика сразу поняла, что она идеально подходит для того, чтобы сделать из нее накидку шлейф к платью. Эта деталь несомненно придала бы ее свадебному наряду неповторимость, а это, пожалуй, было именно то, чего недоставало платью Джессики. В таком платье она могла бы чувствовать себя настоящей королевой бала: чувственной и сексуальной. Да да, сексуальной, и пусть Рафаэль откусит себе хобот!
— Отличная мысль! — одобрила Дебби ее план, когда Джессика поделилась с ней своей замечательной идеей.
— Не знаю, — вдруг засомневалась Джессика. — Не буду ли я выглядеть глупо? Шлейф — это, конечно, красиво, но не слишком ли?
— Красиво? — с возмущением в голосе воскликнула Дебби. — Красиво, Джесс, это когда на тебе классные джинсы и маленький топ на тонюсеньких бретельках. Свадебное платье должно быть другим — великолепным, богатым, фантастическим, незабываемым, как сам праздник. Не понимаю, какие тут могут быть сомнения? Эта накидка сделает твое платье. Такого платья ни у кого не было и не будет!
Джессика раздумывала еще несколько секунд. Встретив вопросительный взгляд подруги, она громко рассмеялась.
— О'кей, считай, что ты меня уговорила, — сказала она.

Когда день свадьбы наконец наступил, Джессика поняла, что поступила правильно. Крошечные, едва заметные тигры, прячущиеся в золотых джунглях, придавали ей мужество и уверенность в себе, и хотя она сомневалась, что их кто нибудь заметит, знать, что они есть, было приятно.
Портной, которому Джессика заказала сделать накидку к платью, отлично справился со своей задачей. Мягкая ткань спускалась с ее плеч красивыми, переливающимися складками, придавая Джессике торжественный и величественный вид. Глядя на себя в зеркало, Джессика невольно подумала, что теперь платье выглядит так, словно оно вышло из салона какого нибудь известного модельера, а не было куплено в магазине. Правда, накидка была несколько более насыщенного цвета, но это было заметно только при ярком свете; кроме того, ощущение целостности ансамбля создавала лента из того же, что и накидка, материала, которая поддерживала фату из старинных алансонских кружев, передававшуюся в семье Фрейзеров из поколения в поколение.
В руках Джессика держала гирлянду из снежно белых с золотой сердцевиной орхидей, дополненных желтыми, только начавшими распускаться розами и плющом. Цветы преподнес ей жених; он же прислал в подарок невесте ожерелье из жемчуга и бриллиантов и такие же сережки. Этот гарнитур был не просто очень красив — он стоил, наверное, целое состояние, но Джессика подумала, что он был бы ей еще дороже, если бы Рафаэль немного подождал и подарил ей его сам.
Но, увы, Рафаэля задерживали в Рио какие то неотложные дела, так что он не появился даже на последней репетиции, состоявшейся вечером накануне свадьбы. Вместо себя он прислал Карлоса, который и объяснил расстроенной Джессике, что ее будущий супруг приедет в церковь прямо из аэропорта вместе с матерью и бабушкой.
Едва выбравшись из машины перед собором Сент Луис, Джессика почувствовала приступ самой настоящей паники. Ей не верилось, что она будет венчаться в церкви и что пышный религиозный обряд на всю жизнь свяжет ее с Рафаэлем, которого она узнала так недавно. Но еще больше пугала ее дикая, неведомо откуда возникшая мысль, что Рафаэль мог передумать и теперь вовсе не появится. Что ей тогда делать?
Но прошло всего несколько мгновений, и люди, собравшиеся на площади перед собором, заметили ее. Зажужжали, защелкали фотоаппараты, и Джессика уже готова была ринуться обратно в машину, но тут Кейл, приехавший вместе с ней, пришел ей на помощь. Сначала он шагнул вперед, загородив ее от направленных на нее объективов, а потом проложил ей дорогу в толпе и помог подняться по ступеням, ведущим к высоким и тяжелым дверям собора.
Джессика, преодолевая паническое волнение, пыталась вслушаться в то, что говорил ей консультант церемониймейстер. Кейл протянул ей букет и, когда Джессика заняла свое место, встал рядом.
Руки ее дрожали так сильно, что она чуть не уронила букет. В голове ее билась одна мысль — а вдруг Рафаэль не приедет.
И тут она увидела его. Он стоял почти прямо напротив нее, в конце длинного прохода между рядами скамеек, и улыбался. Темный вечерний костюм сделал его в десять, нет — в сто раз привлекательней, и Джессика почувствовала, как сердце ее, и без того отчаянно колотившееся в груди, забилось быстрее. Но вот Рафаэль, а за ним и Карлос, державшийся на шаг позади, шагнули к алтарю, и на Джессику внезапно снизошли удивительное спокойствие и уверенность. Все сомнения покинули ее, и она почувствовала, что ничего больше не боится.
Что было дальше, Джессика помнила смутно. Должно быть, она все делала правильно, ибо церемония шла своим чередом без пауз и досадных остановок. Музыка, потрескивание множества свечей, торжественные слова клятвы, вопросы и ответы — все сливалось, все доносилось до ее слуха словно через зыбкую пелену. Единственным, что имело для нее значение в эти минуты, была надежная и теплая ладонь Рафаэля, который сжимал ее руку в белых кружевных перчатках.
Наконец все закончилось и они оказались лицом к лицу со множеством улыбающихся гостей. Джессика бросила взгляд на Рафаэля и — она готова была поклясться в этом — увидела на его лице и удовлетворение, и гордость, и что то еще, отчего по всему ее телу разлилась волна тепла.
Прием проходил во внутреннем дворе отеля «Сент Луис», вымощенном большими каменными плитами. Обычно здесь и проходили различные официальные церемонии, и под пальмами накрывались длинные столы для фуршетов, однако сегодня все было несколько иначе. Стены гостиницы и внутренний двор были украшены праздничными гирляндами тропических цветов. Середину двора занимал огромных размеров стол, на котором красовался свадебный торт; вокруг стояли столы поменьше, буквально ломившиеся от всякой снеди. Между столами сновали вышколенные официанты в фирменных куртках отеля, разносившие шампанское и более крепкие напитки. На одном из балконов расположился оркестр, и музыка гремела, заполняя собой все пространство двора.
Джессика и Рафаэль с блеском протанцевали свой первый вальс под восхищенными взглядами родственников и гостей. Когда раздались аплодисменты, они, смущенно улыбаясь друг другу, вышли из круга и направились к столам. Гости последовали их примеру. Звуки музыки тонули в шумном многоголосье разговоров, восхищенных возгласов, взрывах смеха. Особенно шумной была компания многочисленных юных племянников и племянниц семейства Кастеляров, которые объединились, дабы совершить опустошительный налет на один из столов со сладостями. Второй танец Рафаэль танцевал со своей матерью, а Джессику вывел в круг сам Клод Фрейзер, который покинул ради этого свое инвалидное кресло и сделал несколько шагов, после чего Джессику подхватил Кейл, а деда — Мадлен. Словом, праздник шел по заведенному порядку, все было чинно, трогательно, но Джессика тем не менее почувствовала облегчение, когда официальная часть закончилась и она получила возможность раствориться среди гостей.
Легкий ветерок шевелил края белоснежных скатертей, играл листьями пальм в кадках и разносил в воздухе удивительные запахи вкусной еды — заливного из омаров, копченой ветчины, крабового рулета, свежеиспеченного хлеба, сладких пирожных и вина. Старые каменные стены вторили беззаботному смеху и разговорам, фонтан в углу двора журчал и пел словно теплый весенний дождь, а по лицам гостей и по каменным плитам скользили тени и пятна света от множества свечей в сверкающих подсвечниках. Стоявший рядом с Джессикой Рафаэль внимательно слушал рассказ своей сестры, которая не без юмора описывала перелет своего многочисленного семейства в Новый Орлеан. Джессика тоже слегка улыбалась, но едва ли до нее доходил смысл разговора. Она слишком нервничала, чтобы сосредоточиться на разговорах или на еде, и только смотрела, смотрела вокруг, стараясь запечатлеть в памяти все происходящее.
Оркестр на балконе грянул самбу в честь бразильских гостей, и среди собравшихся произошел небольшой переполох, вызванный тем, что слишком много гостей одновременно ринулись танцевать. Джессика наблюдала за всеобщей суматохой и даже слегка вздрогнула, когда кто то, подойдя сзади к ее креслу, положил ей руку на плечо, чтобы привлечь ее внимание.
— Дебби! — воскликнула она, оборачиваясь. — Как ты меня напугала!
В церкви, принимая поздравления, она обнялась с подругой и ее мужем, однако никакой возможности поговорить у них не было.
— Хорошо, что вы с Майком смогли приехать. Я ужасно рада!
— О, Джесс, мы не пропустили бы этого события за все сокровища мира! Кстати, я горю желанием сказать, что одобряю твой выбор. — Она лукаво улыбнулась Рафаэлю, который как раз в этот момент был занят тем, что, опустившись на колено, завязывал шнурок одной из своих маленьких племянниц.
— Да, мне тоже кажется, что муж мне достался не из худших, — весело согласилась Джессика, чувствуя, как в душе у нее закипает нечто похожее на радость и гордость.
— А что он сказал по поводу твоих тигров?
— Он их пока не заметил, — ответила Джессика, понизив голос.
Дебби слегка приподняла брови.
— Я думала, они — для него.
— И для него, конечно, тоже, но главным образом — для меня.
— Боже мой, Джесс, тебе нужно только захотеть этого, и ты справишься с любым мужчиной!
— Так уж и с любым!.. — с недоверием произнесла Джессика.
— С любым! — убежденно сказала Дебби и бросила в сторону Рафаэля красноречивый взгляд. — По крайней мере, с абсолютным большинством, — добавила она и, наклонившись к Джессике, снова обняла ее за плечи — на этот раз в знак прощания, так как им с мужем пора было уезжать. — Я была счастлива увидеться с тобой, Джесс. И я очень, очень рада за тебя. Позвони мне обязательно, ладно? А то приезжайте к нам вместе с Рафаэлем, договорились? Я люблю тебя, дорогая, и хочу, чтобы ты была очень счастлива.
Джессика благодарно кивнула. Теплые слова подруги согрели ее сердце.
Рафаэль внимательно наблюдал за ней. Слышал ли он, о чем она говорила с Дебби? Помнит ли он, как сравнивал ее с тигрицей? Или, может быть, он вспоминал другой двор и другую самбу?
Пристальный взгляд Рафаэля, выдававший его невероятное напряжение, смутил и напугал ее. На лице его было ясно написано, чего ему стоит сдерживать свои эмоции, и по спине Джессики пробежал холодок, вызванный… вызванный ответным желанием — таким сильным, что у нее закружилась голова, а ноги стали непослушными и тяжелыми.
Именно в эти мгновения Джессика окончательно поняла, что не давало ей покоя в последние месяцы. Ей нужно было только одно: она должна была узнать, можно ли вернуть ту магию, которую она однажды познала, то волшебство, которое она всего лишь раз разделила с Рафаэлем. Так долго — почти всю жизнь — она отказывала себе в счастье любить и быть любимой, подавляла в себе женщину, жертвовала личной жизнью ради карьеры, ради обязанностей перед семьей… Ну что ж, совсем скоро она узнает все, что хотела.
При мысли о том, что ее ждет, Джессика снова затрепетала. Что, если она не сможет снова испытать тот удивительный восторг, который пришел к ней в Рио? Что, если она будет разочарована? Или Рафаэль не будет удовлетворен их первой брачной ночью? А может быть, Арлетта права, и она с самого начала была разменной фишкой в чужой игре? Ведь у нее так и не появилось никаких доказательств того, что ее не обманули, просто за всеми предсвадебными хлопотами, за своим сегодняшним волнением Джессика напрочь позабыла о своих обстоятельствах. Но ведь ничего не изменилось, все осталось как было!
Нет, наверное, она до конца так и не сможет доверять этому человеку, но ведь брачный союз уже заключен, и он стал ее мужем! Что, если слова клятвы, произнесенной перед алтарем, навеки приковали ее к тому, кто использовал ее самым бесчестным образом? Тогда, в Рио, Рафаэль овладел ею, воспользовавшись ее растерянностью и благоприятными обстоятельствами, но теперь он получил возможность проделывать с нею то же самое уже на законных основаниях!
Переход от желания к ужасу был таким стремительным и неожиданным, что кровь отхлынула от лица Джессики. Словно в тумане она видела, как Рафаэль встает и движется к ней, но была не в силах даже пошевелиться.
— Идем, — сказал он, беря ее за руку и помогая встать. В глазах его горел все тот же мрачный огонь, который заставил Джессику содрогнуться.
— Нам пора.
Первую ночь они должны были провести в городской квартире Джессики. Это решение было принято с обоюдного согласия, поскольку Джессика не выразила никакого желания переехать в отель.
Пепе довез их до самого дома. Когда Джессика выходила из машины, она заметила, как Пепе и Рафаэль обменялись быстрыми многозначительными взглядами, после чего слуга почтительно склонил голову. Когда они поднялись наверх, Джессика услышала, как отъехала машина.