Только закрыв за Кастеляром дверь, Джессика осознала, что она потеряла. Его присутствие дарило ей ощущение полной безопасности; казалось, пока он рядом, с ней не может приключиться никакой беды, но стоило ему уйти, как ее окружила тишина — слишком глубокая и враждебная, чтобы она могла ее обрадовать. Почти сразу Джессика подумала о том, как легко будет злоумышленнику открыть входную дверь в ее доме и вломиться в квартиру или даже добраться до окон второго этажа с его древними рамами и разболтанными шпингалетами. В конце концов, ничто не мешало напавшему на нее человеку дождаться ухода Рафаэля, чтобы без помех довести свое дело до конца, если у него были такие намерения.
Да, Кастеляр был прав. Слишком многое указывало на то, что нападение не было случайным и мужчина поджидал у подъезда именно ее. Но зачем? Какие цели он преследовал?
Ответа Джессика не знала. Единственное, в чем она почти не сомневалась, это в том, что все происшедшее как то связано с «Голубой Чайкой». Кто то очень хотел убрать ее с дороги. Но какой смысл этим таинственным врагам пытаться запугать ее, если дед — как он заявил не далее как сегодня — все равно собирается передать свою фирму компании Кастеляра? Впрочем, тут же уточнила Джессика, об этом его решении еще никто не знал.
Она была слишком взвинчена, чтобы лечь спать, да и только что выпитый крепкий кофе все равно не дал бы ей уснуть. Поэтому, вернувшись в квартиру и тщательно заперев дверь, Джессика занялась уборкой. Напустив в раковину теплой воды и добавив пены, она вымыла чашки и поставила их обратно в буфет. Потом спрятала в аптечку пакет первой помощи, удалила со стола остатки разлитого лекарства и протерла полировку специальным составом с лимонным воском, отчего дерево снова заблестело как новое. Испачканное полотенце она бросила в корзину с грязным бельем и повесила сушиться промокший коврик.
Все это Джессика проделывала почти машинально; ее мысли вертелись главным образом вокруг того, что произошло с ней за последние две с небольшим недели, а больше всего она раздумывала о ночи вРио, с которой начались все ее несчастья.
Если это Рафаэль занимался с ней любовью на темной каменной скамье, значит, она должна быть благодарна ему за то, что он спас ее от того, первого мужчины, который напал на нее с явным намерением изнасиловать. Точно так же он спас ее и сегодня. Но кто, в таком случае, мог выслеживать и подстерегать ее?
Иногда Джессика думала, что это мог быть похожий на индюка толстый бразилец в маске из перьев, которого она заметила незадолго до того, как погас свет. Он явно выделил ее среди других женщин и, хорошо зная, что должно произойти в ближайшее время, постарался не выпускать ее из виду. С другой стороны, человек индюк мог таким образом превратиться в помеху планам Кастеляра, и тот прогнал соперника, стараясь сохранить Джессику для себя.
Но если Рафаэль, как он утверждал, действительно оказался на вечеринке случайно, то именно его вмешательство спутало все карты ее противников. В этом случае Джессике оставалось только признать, что последовать за ней на вечеринку его заставила забота о ее безопасности, поскольку никаких иных причин у него, судя по всему, не было. А раз так, оба предложения Кастеляра — об объединении компаний и о браке — представали в совершенно ином свете.
Джессика страстно хотела верить Кастеляру, и это тревожило ее больше всего. Мысль о том, что она может стать пешкой в чужой игре, — пешкой, которой каждый будет помыкать, как ему вздумается, — пугала ее сама по себе, однако у ситуации был и еще один аспект, который она так и не удосужилась проанализировать как следует.
Джессика отнюдь не стремилась во что бы то ни стало стать женой Кастеляра, поскольку она вовсе не исключала, что, зная о характере вечеринки, на которую она отправилась, бразилец поспешил за нею именно для того, чтобы воспользоваться представившейся ему возможностью. Если все так и было на самом деле, то его гнев и пристальный интерес к фотографиям могли быть подлинными.
Единственное, в чем Джессика больше не сомневалась, так это в том, что ее заманили в ловушку. Она должна была оказаться на этой вечеринке и подвергнуться сексуальному насилию, чтобы таинственный фотограф — кем бы он ни был — сделал компрометирующие ее кадры. И этот человек — с каждым днем Джессика все больше и больше склонялась к этой мысли — не мог не знать, кого и зачем он выслеживает. Разумеется, чаще всего подобные щекотливые дела поручались сотрудникам частных детективных бюро, однако Джессика почему то считала, что эти снимки делал кто то, кого она знает лично. Этот человек полностью отдавал себе отчет в том, зачем ему нужны фотографии и чего он сможет добиться с их помощью. Вмешательство Рафаэля чуть было не нарушило планы этого мерзавца, однако то, как стали развиваться события дальше, вполне его устроило. В конце концов, для его целей не имело ровным счетом никакого значения, с кем Джессика Мередит занимается любовью на скамейке в чужом патио. Не исключено даже, что ее тайный враг смог извлечь дополнительную выгоду из того факта, что мужчиной, которому она отдалась так бездумно и так легкомысленно, был именно Рафаэль Кастеляр, глава конкурирующей компании.
Все эти мысли, роившиеся у нее в голове, никак не давали Джессике успокоиться, и, несмотря на поздний час, ни о каком сне не могло быть и речи. Чтобы отвлечься от своих тревожных размышлений, Джессика заставила себя думать о Мадлен и о том, куда она могла поехать после или вместо кино. Джессике очень хотелось позвонить Кейлу домой или на яхту, оборудованную сотовым телефоном, но какой вопрос она ему задаст? Не знает ли он, где может быть Мадлен? Но если между ними ничего нет, то ее вопрос будет по меньшей мере странным, и Кейл будет совершенно прав, если ответит ей какой нибудь резкостью. Если же Мадлен с ним и он решится в этом признаться, как ей поступить тогда?
Нет, пожалуй, будет лучше всего, если она сначала перезвонит деду. Если Мадлен до сих пор не вернулась, тогда ей придется подумать, что можно предпринять.
Трубку взяла сама Мадлен. Она явно посмеивалась над озабоченностью Джессики — во всяком случае, в ее голосе отчетливо слышались снисходительные нотки. Фильм оказался слишком длинным, сказала она, к тому же весьма посредственным, как о нем и писали, но Том Круз, что ни говори, настоящий душка. Вешая трубку, Джессика поняла, что она, пожалуй, зря так волновалась, но, как бы там ни было, теперь на душе у нее было спокойнее.
Наконец она все таки легла в постель, но сон не шел. Множество вопросов, ответы на которые она не знала, сомнения, в которых она не могла признаться даже самой себе, преследовали Джессику почти до самого утра, и она ворочалась с боку на бок, тщетно пытаясь уснуть.
Только перед рассветом ей открылась неприглядная правда.
Она боялась.
Она боялась того, что водоворот чувств и любовный восторг, который она испытала в Рио, увлек с собой только ее одну, и что мужчина, державший ее в объятиях, ничего подобного не испытывал. Джессика боялась, что он просто напросто использовал ее тело и хладнокровно овладел ею, прекрасно зная, что где то поблизости скрывается в темноте его сообщник с фотоаппаратом в руках. Это было достаточно унизительно само по себе, но, кроме унижения и стыда, Джессика испытывала странное одиночество и пустоту в душе. Да и мысль о том, что она по прежнему беззащитна перед нежными прикосновениями и возбуждающими ласками, пугала ее.
Осмелится ли Кастеляр снова обернуть ее слабость против нее? Может быть, именно на это он рассчитывал, когда просил у деда ее руки? Думал ли он, что она согласится, не раздумывая, что она откажется от своей свободы и независимости, от своего права быть личностью и променяет все это на высокий пост в компании Кастеляра и ночи, полные жгучей, головокружительной страсти?
Если так, то он ее недооценил. Джессика твердо решила не поддаваться диктату гормонов и не особенно увлекаться романтическим образом мужчины спасителя, как бы высоко она ни ценила все, что сделал для нее Рафаэль. Она пойдет на все, лишь бы не дать осуществиться его планам, а в том, что он снова пытается манипулировать ею, Джессика почти не сомневалась.
Пусть сеньор Кастеляр поостережется, подумала Джессика мрачно. Может быть, она знает его недостаточно хорошо, но ведь и он еще не знает, на что она способна, особенно если загнать ее в угол.
А он, похоже, именно это и собирался проделать.

На следующий день Кейл явился в офис довольно поздно, да и выглядел он так, словно накануне побывал на холостяцкой вечеринке, затянувшейся далеко за полночь. Джессика не успела ничего спросить — Кейл сам поспешил сообщить ей, что внешний вид часто бывает обманчив и что он отнюдь не предавался пороку. По его словам, вчера ему пришлось самому выйти в море, чтобы доставить на нефтедобывающую платформу срочный груз, поскольку он не нашел ни Ника, ни какого либо другого капитана, хотя и обыскал весь город. На обратном пути шхуна попала на сильный встречный ветер, так что до дома Кейл добрался только в половине четвертого утра.
Одиннадцатичасовой перерыв на кофе Джессика и Кейл совместили с организационным совещанием, которое по традиции проходило каждый понедельник. Прихлебывая из чашек горячий ароматный напиток, они как раз обсуждали список зафрахтованных и сданных в аренду судов, когда Джессика заметила на углу стола стопку утренней корреспонденции, которую подготовила для нее Софи. Продолжая внимательно слушать Кейла, она придвинула бумаги поближе и стала быстро их просматривать.
Несколько товарных каталогов, два предложения от страховых компаний и прейскурант фирмы, предлагавшей различные канцтовары для офиса, сразу же полетели в корзину. Этот бумажный мусор доставляли в контору «Голубой Чайки» еженедельно, причем самое большое количество рекламных проспектов попадало в почтовый ящик именно по понедельникам. Лишь вскрыв пятнадцатый по счету конверт, Джессика увидела фирменный бланк «Креснт Нэшнл» и почувствовала холодок в груди.
Это было официальное уведомление, согласно которому закладная на сумму двенадцать миллионов американских долларов, выданная «Голубой Чайкой» в качестве обеспечения за полученный ею кредит, переходила теперь к бразильскому банку, представляющему интересы судоходной компании «Компанья Маритима Кастеляр».
Кровь отхлынула от лица Джессики. Все еще не веря своим глазам, она заново перечитала документ. Нет никакой ошибки. Закладная и долговые векселя «Голубой Чайки» принадлежали теперь Рафаэлю Кастеляру.
— Что там такое? — встревоженно спросил Кейл, поднимая на нее глаза.
Ни слова не говоря, Джессика протянула ему лист плотной дорогой бумаги.
Кейл прочел документ и с чувством выругался.
— Почему, черт побери, Вик Гадденс не известил нас об этом до того, как сделка состоялась? — спросил он.
— Наверное, он решил, что уже дал нам шанс, а мы не сумели им воспользоваться.
— Насколько мне известно, он даже ни разу не намекнул, что сделка должна совершиться в самое ближайшее время! — взорвался Кейл. — Ну ничего, он еще об этом пожалеет. Подумать только, столько лет мы вели с ним дела, и вот — на тебе!..
— Когда я говорила с ним, Вик сказал, что наша закладная может быть переуступлена третьему лицу и что все это — из за меня, — сказала Джессика.
— И из за меня тоже, — напомнил Кейл, мрачнея. — Должно быть, я не показался им достаточно надежным человеком, но откуда мне было знать, что важнее всего — это наглухо застегнутый сюртук и умение выходить с положительным сальдо из всех жизненных передряг?
— Я не уверена, что это помогло бы нам сохранить «Голубую Чайку», — покачала головой Джессика. — Кастеляру представилась отличная возможность заполучить нас со всеми потрохами, и он ею воспользовался.
После этого оба замолчали. Кейл сидел, потупив взгляд, Джессика время от времени бросала взгляд на свежий букет орхидей, стоявший на ее столе. Сегодня это были бледно желтые цветы с пятнисто красной сердцевиной — воздушно хрупкие, изящные, благоухающие, — но она была далека от того, чтобы любоваться ими. Больше всего Джессике хотелось схватить вазу с цветами и швырнуть ее о стену, и она лишь с большим трудом подавляла и себе это желание.
Наконец Кейл вздохнул и сокрушенно покачал головой.
— Что ж, — промолвил он, — сдается мне, ты права.
— Увы, похоже, что так, — скучным голосом поддакнула Джессика.
— Как странно будет не ходить каждый день на работу, не пить с тобой кофе и вообще…
— Кастеляр может предложить тебе место.
Лицо Кейла пошло багровыми пятнами.
— Ты думаешь, я стану на него работать?! — воскликнул он.
— Тебе решать, — пожала плечами Джессика. — КМК — весьма солидная компания, а теперь она станет еще больше и еще сильнее. Я бы на твоем месте подумала, прежде чем отказываться.
Кейл поднял на нее взгляд. Глаза его кузины горели лихорадочным огнем, а на скулах алел предательский румянец. Он был совершенно уверен, что между Джессикой и Кастеляром что то произошло. Другой вопрос, насколько это его касалось…
Правда, Джессика всегда играла честно, по всем правилам. Кроме того, она была чертовски привлекательной женщиной — Кейл мог вполне авторитетно подтвердить это как большой знаток и ценитель женской красоты, да и в том, что касалось характера, Джессика могла дать сто очков любой женщине. Знал он и другое: красивые женщины, занимающие важный руководящий пост, часто сталкивались с проблемами, о которых многие люди просто не подозревали. В самом деле, трудно было обсуждать вопросы бизнеса с женщиной, внешние данные которой начисто заслоняли ее ум, образование и деловую сметку. Правда, с Джессикой часто бывало наоборот: при виде ее мужчины таяли, и она умело этим пользовалась, добиваясь от клиентов и партнеров таких уступок, на какие не мог бы рассчитывать и сам Клод Фрейзер со всем его авторитетом. Это было вполне конкретное преимущество, которое часто приносило пользу и Кейлу, но он знал, что так будет не всегда.
— Ты говоришь так, словно что то знаешь, — осторожно сказал он.
— В разговоре со мной Рафаэль упомянул о том, что хотел бы сохранить самых ценных работников, но тогда речь шла о слиянии, а не о том, что он сделал сейчас. Ведь он фактически завладел «Голубой Чайкой», и сделал это исподтишка, за нашими спинами!
Кейл немедленно отметил, что Джессика назвала Кастеляра по имени. Эти сведения он занес в свое мысленное досье с грифом «Информация к размышлению».
— Я почти уверен, что он имел в виду тебя. Вряд ли ему так уж нужен я, да и остальные…
— Со стороны КМК было бы глупо и недальновидно пренебречь твоим опытом и способностями. — Взгляд Джессики был прямым и открытым, хотя ее улыбка показалась Кейлу вымученной.
— Вот что мне в тебе нравится, сестренка! — сказал он искренне. — Ничто не может вышибить тебя из седла. Кроме того, ты, оказывается, неплохо разбираешься в мужчинах.
Улыбка на лице Джессики мгновенно погасла, словно Кейл задел какую то ее тайную струну. Это и удивило и озадачило его, но он решил оставить свои недоуменные вопросы при себе. Подняв вверх обе руки, он спросил:
— Ну, и что нам теперь делать? Готовиться передавать дела?
Джессика мрачно поглядела на него.
— С нами еще не покончено. Прежде чем завладеть «Голубой Чайкой», КМК должна подвести нас к банкротству, чтобы через суд, в порядке надзора, ввести в наш совет директоров своих служащих, которые будут следить за соблюдением интересов КМК и блокировать все наши самостоятельные инициативы. Это, конечно, крайность, но даже если КМК изберет более мягкий вариант, суть от этого, не меняется.
— Ты имеешь в виду что то вроде «добровольного присоединения», как это часто называют?
— Да, и я считаю, что это лучшее, на что мы можем надеяться в данной ситуации.
— И ты… ты готова с этим смириться? — В голосе Кейла прозвучало сомнение.
— Я просто не знаю, что здесь можно сделать… — Джессика внезапно замолчала. Взгляд ее зеленых глаз стал рассеянным и туманным, а губы слегка приоткрылись, словно в крайнем удивлении.
Между тем она молчала, и Кейл нахмурился.
— Хотел бы я знать, какие мысли роятся в твоей маленькой головке, — проворчал он. — Что ты задумала, Джесс?
Джессика не ответила, и Кейл окликнул ее, слегка повысив голос:
— Джессика! Очнись!..
— Я… я еще не знаю, — ответила она после небольшой паузы, с трудом сосредоточившись на лице брата. В следующее мгновение Джессика снова отвела глаза. — Мне нужно еще подумать.
В голове Кейла раздался громкий сигнал тревоги.
— Надеюсь, — сказал он полушутя полусерьезно, — ты не собираешься пристрелить Кастеляра из своего старого верного «кольта»?
— Неплохая идея, — откликнулась Джессика. — Но у меня нет старого верного «кольта», так что это отпадает.
— Почему то я не чувствую никакого облегчения, — пожал плечами Кейл.
— Ну ка, рассказывай, что ты задумала?
Джессика встала из за стола; ее движения неожиданно стали резкими, порывистыми.
— Обещаю тебе, что ты первым узнаешь обо всем, когда я приму окончательное решение. А сейчас… Мне очень не хочется прогонять тебя, но мне еще нужно много всего сделать.
Закрыв за Кейлом дверь своего кабинета, Джессика некоторое время неподвижно стояла, опершись о нее плечом. Ее слегка подташнивало, но она не знала, что было тому причиной — отвращение, страх или восторг.
Джессика поняла, что она может и должна сделать. Во все времена и во всем мире женщин отличала ветреность, так почему бы ей не передумать в самый последний момент? В конце концов, непостоянство — это ее и только ее прерогатива.
Но времени оставалось мало, и ей приходилось спешить. В ее распоряжении были считанные часы, в лучшем случае сутки двое, чтобы осуществить свой план, который — она знала это — был продиктован отчаянием. Или инстинктом самосохранения.
Впрочем, вполне возможно, что отчаяние и страх были здесь совершенно ни при чем. Просто ей хотелось отомстить и, быть может, вернуть то, что она потеряла. Кроме того, Джессика надеялась, сохранить кое что и для деда, потому что знала — в противном случае Клоду Фрейзеру придет конец.
Правда, ее дед уже одобрил этот отчаянный шаг. Фактически он сам подталкивал ее на эту крайнюю меру, словно знал, что иного выхода у них все равно не будет. Вот почему он был так настойчив и необычайно терпелив с нею.
И она его не подведет.
Могла ли она на самом деле пройти через это?
Джессика не чувствовала никакой уверенности.
Бразилец был их конкурентом, изрядным ловкачом по части плотских наслаждений, врагом, воспользовавшимся ее минутной слабостью. Должно быть, он еще в воскресенье знал, что она вынуждена будет изменить свое решение. Правда, деловые вопросы — такие, например, как выкуп и передача закладной, — как правило, требовали времени, однако уже к субботе Кастеляр должен был оформить все документы. Значит, вчера закладная уже лежала у него в кармане, но он ничего не сказал ей, потому что это было бы слишком просто. Кастеляр хотел, чтобы она сама бросилась к нему в объятия, во всяком случае, он ясно дал понять ей это, прежде чем уйти.
Но Джессика не собиралась просить его ни о чем. Это было выше ее сил, и ничто в ее глазах не стоило подобного унижения.
Однако могло существовать и другое объяснение. Не исключено, что Кастеляр промолчал, потому что хотел достичь с ней взаимопонимания без всякого давления и выкручивания рук. Конечно, не такой он человек, но он вполне мог рассудить, что полюбовное соглашение будет предпочтительнее и для их союза, и для будущих деловых отношений.
Джессике очень хотелось посмотреть, решится ли Кастеляр в ближайшее время использовать свою козырную карту, но она боялась, что он воспринял ее ответ как окончательный. В этом случае он мог запустить механизм искусственного банкротства, чтобы на законных основаниях взять управление «Голубой Чайкой» в свои руки. Этого Клод Фрейзер не пережил бы, а рисковать Джессика не собиралась.
Нет, она должна сама перейти в наступление, должна заставить Рафаэля Кастеляра повторить свое предложение, чтобы она могла принять его. И она сделает это, даже если это будет последним делом ее жизни.

Стоящая на якоре яхта лениво покачивалась на волнах, плясавших вокруг опор причала, и вместе с нею покачивалось на воде ее отражение цвета тусклой платины. Сама яхта была выкрашена в ослепительно белый цвет, и только вдоль фальшборта рулевой рубки были проведены две ярко голубых полосы. Хромированные леера сверкали словно серебро, а стекла иллюминаторов бликовали на солнце точь в точь как ограненные бриллианты чистой воды. «Голубая Чайка IV» с ее обтекаемым, стремительным корпусом официально считалась прогулочным катером океанского типа, но Клод Фрейзер редко называл ее так. Для него она всегда была яхтой или — когда он бывал не в настроении — «старой калошей». Впрочем, в последний раз он выходил на ней в море довольно давно, задолго до случившегося с ним удара. Мадлен была равнодушна к океанским просторам и свежему ветру, и даже прогулки по относительно спокойному озеру Поншатрен ее не прельщали.

Прошел еще один долгий час, и Джессика, глядя на Рафаэля, подумала: «Он наверняка сведет меня с ума!» В самом деле, он мило улыбался ей, он поддерживал разговор, он даже — черт его возьми! — шутил, но при всем этом он оставался глух ко всем ее намекам и никак не хотел говорить на тему, которая интересовала Джессику больше всего остального. Похоже, Рафаэль совершенно забыл о своей недавней клятве, что она будет его женой. Во всяком случае, каждый, раз, когда Джессика пыталась заговорить об этом, он очень умело уводил разговор в сторону, и ей приходилось начинать все сначала.
Джессика прекрасно знала, что Рафаэль никак не тупица. Следовательно, он либо не хотел снова заговаривать о своем намерении жениться на ней, либо, уловив, куда она клонит, сознательно мучил ее неизвестностью. Желание плюнуть на все было таким сильным, что в какой то момент Джессика буквально физически ощутила во рту его приторно горький вкус. Увы, она не могла позволить себе послать Рафаэля ко всем чертям. От нее, от ее настойчивости и хитрости зависело слишком многое. Да и не в ее характере было бросать начатое на полдороге.
Если Рафаэль в самом деле решил как следует поводить ее за нос, подумала она, то сейчас самое время задать ему прямой вопрос в лоб.
Джессика поставила бокал с вином на приставной столик у дивана и снова повернулась к нему.
— Ты, должно быть, все время спрашиваешь себя, почему я пригласила тебя на яхту, — начала она. В глазах Рафаэля что то сверкнуло.
— Ты хочешь сказать, что это не имеет ничего общего с обычным гостеприимством и радушием, которое хозяин должен проявлять по отношению к гостю? — переспросил он с мрачной улыбкой. — Признаться, я заинтригован.
— Как бы не так, — едко заметила Джессика. — Ты…
— По моему, пахнет бензином. Ты не чувствуешь? — неожиданно перебил ее Рафаэль и, нахмурившись, потянул носом воздух.
Джессика тоже принюхалась.
— Нет, — сказала она неуверенно. — Не больше, чем обычно. Должно быть, это от электрогенератора — я включила его на минутку, чтобы у нас было электричество для микроволновки.
— Да, наверное, в этом все дело, — согласился Рафаэль, успокаиваясь.
— Итак, на чем мы остановились? Ах да, вспомнил! Ты, очевидно, собиралась мне сказать, что тебе все известно о том, как я завладел закладной «Голубой Чайки».
— Я… Да, что то в этом роде, — промямлила Джессика. Инициатива так быстро перешла в руки Рафаэля, что она растерялась и позволила ему снова увести разговор в сторону от ее матримониальных планов.
Рафаэль с удобством расположился на диване и даже вытянул перед собой длинные ноги.
— Мне представилась хорошая возможность, только и всего. Не воспользоваться ею было бы просто грешно, вот я и воспользовался. Впрочем, ты не могла не знать, что я так поступлю.
— Да, я об этом узнала. Мне любопытно было другое: когда ты сочтешь нужным сообщить мне эту новость. До или, может быть, после нашей предполагаемой свадьбы?
— Ты полагаешь, Что я, как опереточный злодей, должен был рассказать тебе об этом в прошлое воскресенье и, таким образом, вынудить тебя на брак со мной? — Он пожал плечами. — Но с чего ты взяла, что я буду упорно настаивать на браке с женщиной, которая знать меня не хочет?
— О, прошу прощения! — воскликнула Джессика наигранно весело. — Просто я подумала, что для тебя брачный союз, связанный с таким важным деловым проектом, как слияние двух фирм, не может быть союзом любящих сердец.
— Может, — сухо сказал Рафаэль. — Я не понимаю, почему страсть и целесообразность не могут быть двумя сторонами одной медали?
— Любовь и страсть — это две разные вещи.
Он наградил ее таким взглядом, что Джессика невольно подумала: еще немного, и он прожжет в ней дыру. К счастью, Рафаэль почти сразу опустил ресницы и притушил пылавший в его глазах огонь.
— Это мне известно.
— Тогда ты должен понять, почему твое предложение показалось мне странным. Я была слишком растерянна, чтобы обдумать его как следует.
— Мне казалось, что я довольно ясно объяснил, что принуждать тебя к браку не собираюсь. Ты была вольна отказаться, что ты и сделала, и на этом — конец.
Рафаэль произнес эти слова таким тоном, чтобы они прозвучали как окончательное решение, однако он видел по крайней мере одну возможность продолжить разговор на эту тему. Интересно, подумал он, воспользуется ли ею Джессика?
Она воспользовалась.
— Если бы все было так просто, — спросила она, — тогда почему ты разговаривал с дедом за моей спиной? Почему ты ни слова не сказал о своем намерении в тот день, когда я пришла к тебе в гостиницу?
— Потому что тогда я еще не знал, как повернутся события, — спокойно ответил Рафаэль.
— И тогда мой… — Нелепая на первый взгляд мысль неожиданно пришла ей в голову, и Джессика осеклась на полуслове. Облизнув вдруг пересохшие губы, она спросила сдавленным голосом:
— Не хочешь же ты сказать, что… что это мой дед предложил тебе жениться на мне?
— Я не возражал, как ты, наверное, помнишь, — сказал Рафаэль голосом, в котором, как и в его обращенном на нее взгляде, читалось мрачное удовлетворение. — Если быть откровенным до конца, то эта мысль появилась у нас с сеньором Фрейзером почти одновременно.
Джессика машинально отодвинулась от него в самый дальний угол дивана.
— Я знаю: дед считает, что еще немного, и я превращусь в высохшую старую деву, но мне непонятно, с чего он вдруг взял, что твоя кандидатура — самая подходящая? — Ее глаза неожиданно расширились от удивления и ужаса. — Если только… — прошептала она, — если только ты не рассказал ему, что произошло между нами в Рио. Н нет, ты не сделал этого, ты просто не мог!..
— Разумеется, нет, — ответил Рафаэль, но его губы чуть заметно дрогнули. — То есть почти нет.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что, не вдаваясь в подробности, я дал твоему деду понять, что наши отношения давно вышли за рамки обычного делового общения.
— Господи Иисусе! — потрясенно выдохнула Джессика. — Хотела бы я знать, как тебе удалось сказать ему такое и уйти целым и невредимым. Да любого другого дед бы просто убил на месте, и дело с концом!
— Уверяю тебя, мне потребовались все мои осторожность, обаяние и такт, — заявил Рафаэль, сопроводив свои слова энергичным кивком головы.
— И все же мне казалось, что игра стоит свеч, особенно если наш знакомый с фотоаппаратом когда нибудь даст о себе знать. Как ты помнишь, тогда я еще не знал, что он уже прислал тебе один из своих шедевров.
Рука Джессики, до сих пор спокойно лежавшая у нее на колене, сжалась в кулак, да так крепко, что костяшки пальцев побелели.
— Я всегда знала, что ты руководствуешься только самыми чистыми помыслами и побуждениями, — заявила она с иронией. — И единственное, чего ты хотел, это оградить меня от опасности, верно?
— Совершенно верно, — согласился он без тени смущения. — Больше того, в противном случае я мог оказаться в весьма уязвимой позиции, и мне это совершенно не нравилось. Или ты считаешь, что с моей стороны было бы гораздо мудрее дождаться начала судебных слушаний о банкротстве «Голубой Чайки» и посмотреть, не всплывут ли эти фотографии на самом процессе?
Джессика вспыхнула, и ее брови сурово сошлись на переносице.
— Не хочешь ли ты сказать, что мы с дедом собирались тебя подставить?
— Была у меня такая мысль, — признался Рафаэль. — Не вы, так этот твой распрекрасный кузен, поскольку в обоих эпизодах он тоже крутился где то неподалеку. В деловом мире порой случается и не такое.
— Это же безумие! — воскликнула Джессика. — Никто из нас не мог предполагать, что ты будешь на этой проклятой вечеринке, да мы и не знали, что это будет за прием и чем все закончится!
— Может быть, ты и не знала. Что касается Кейла и твоего деда, то я бы не говорил столь уверенно. Им вовсе не обязательно было заранее знать, куда я поеду и что буду делать, чтобы приплести меня к этому делу. Как ты, наверное, догадываешься, люди с фотоаппаратами не впервые следуют за мной по пятам.
Джессика догадывалась — догадывалась с тех самых пор, как прочла досье на КМК и ее президента, хранившееся в ящике стола деда. В досье было несколько снимков, на которых Кастеляр был запечатлен в самых разных местах и в обществе разных людей. Судя по тому, как была подобрана информация, этим занималось скорее всего какое нибудь частное детективное агентство, и детектив, следивший за Рафаэлем, не мог, разумеется, не воспользоваться случаем и не сделать несколько снимков, которые компрометировали объект наблюдения.
Джессика в задумчивости покачала головой и отвернулась.
— Я не нанимала частных детективов и до недавнего времени не подозревала, что за тобой следят, — негромко проговорила она.
— Как ты недавно сказала, теперь мы оба — жертвы. Мы оба оказались под прицелом шантажистов.
В его голосе ясно прозвучала горькая ирония, услышав которую Джессика снова посмотрела на него.
— Ты мне не веришь? — спросила она. — Но тогда почему ты согласился на предложение моего деда? Ведь, что бы ты ни говорил, в том, что между нами произошло, для тебя то нет ничего постыдного.
— Зато есть для тебя, — хладнокровно ответил он. Джессика покачала головой.
— Просто не знаю, что на меня тогда нашло.
— Вот и я не знаю, но собираюсь это выяснить. Это, кстати, одна из причин, почему я не стал возражать и с радостью принял предложение мистера Фрейзера взять тебя в жены. Кроме того, у этой идеи есть и другие привлекательные стороны. Я ездил в вашу усадьбу для того, чтобы выяснить, согласится ли твой дед на некоторые мои условия. В частности, я хотел, чтобы ты и я работали вместе. Ну и, конечно, мне было просто любопытно…
— Любопытно?
— Мне хотелось узнать, как далеко ты способна зайти.
— И ты… ты пошел на это, хотя и подозревал, что я пытаюсь заманить тебя в ловушку?
Ответ на этот вопрос многое для нее значил, и Джессика дожидалась его с понятным нетерпением и странной тревогой в душе.
— Видишь ли, — негромко ответил Рафаэль, — в случае удачи я выигрывал так много, что рискнуть стоило.
— Ну конечно… В случае удачи ты получал полный контроль над «Голубой Чайкой» и без всякой судебной волокиты, — с горечью кивнула Джессика. В ее глазах было такое разочарование, что Рафаэль чуть заметно вздрогнул.
— Да нет же! — воскликнул он, и в era голосе впервые прозвучало что то отдаленно напоминающее отчаяние. — Я совсем не это имел в виду, и тебе это прекрасно известно!
Джессика догадывалась, что он мог иметь в виду, но одно дело догадываться, а знать наверняка — совсем Другое. Несколько мгновений она смотрела на него, стараясь унять бешеный стук сердца, и молчала. Яхта тихонько покачивалась на волне, косые лучи солнца заливали палубу ослепительным светом и нестерпимо ярко горели на хромировке лееров. По потолку, отражаясь от воды, скользили солнечные зайчики, где то пронзительно и резко закричала чайка, а издалека доносился приглушенный шум лодочного мотора.
Наконец Джессика взяла себя в руки.
— Предположим, я передумала, — сказала она, пробежав кончиком языка по пересохшим от волнения губам. — Что тогда?
— Значит, ты все таки решила пожертвовать собой? Увы, я вынужден тебя огорчить: предложенный тобой товар меня не прельщает. Больше не прельщает.
От унижения и стыда лицо Джессики стало пунцовым.
— Вот и хорошо! — воскликнула она. — Потому что я не продаюсь. Скажи, ты действительно считаешь, что я способна пойти на это ради денег или даже ради хорошей должности?
— А ты разве не способна?
— Разумеется, нет! — с негодованием отрезала она. — Главная причина — это, конечно, мой дед. Кроме того, «Голубая Чайка» очень много для меня значит, и мне очень хотелось бы, чтобы наша компания сохранилась как самостоятельная сила или хотя бы как самостоятельное подразделение твоей фирмы. Я не хочу, чтобы она растворилась в КМК, и мне не нравится, что ты намерен уволить всех наших служащих, в особенности Кейла и Ника, и наших самых старых и опытных капитанов, которые проработали в «Голубой Чайке» всю свою жизнь!
— Что ж, все это весьма похвально, но мой ответ останется таким же. Твое предложение меня не интересует.
— Даже если я скажу, что… что у меня есть личные причины? И что — я поняла это совсем недавно — от нашего брака я тоже… выиграю нечто такое, ради чего стоит рискнуть?
Золотисто карие глаза Кастеляра вспыхнули огнем. Сцепив пальцы, он закинул руки за голову и выпрямился.
— Я должен знать, что именно ты рассчитываешь выиграть. Без этого я тебе не поверю… а кроме того, мне не хочется снова получить пощечину без всякой видимой причины.
Он явно хотел, чтобы она соблазнила его. По крайней мере, так показалось Джессике. Сумеет ли она? И осмелится ли?..
Она внимательно посмотрела на него. В эти мгновения Рафаэль выглядел по настоящему крепким орешком, неуступчивым, суровым и опасным, точно ягуар, с которым она когда то сравнила его. И, точь в точь как эта большая кошка, он сидел неподвижно и терпеливо ждал, пока добыча приблизится настолько, чтобы он мог прыгнуть и вонзить в нее свои острые когти.
При мысли о том, что этот человек занимался с ней любовью в темном патио и что именно эти смуглые, мускулистые руки, покрытые густыми блестящими волосами, обнимали и ласкали ее, у Джессики перехватило дыхание. И сразу же она почувствовала себя так, словно его чуткие пальцы снова прикасаются к ней, чувственный рот снова прижимается к губам, а золотой медальон, который он носил на шее, снова щекочет ее обнаженные груди.
Эти воспоминания, столь дорогие ее сердцу, налетели, опалили ее изнутри и отступили, оставив в душе мучительно тлеющую боль. Джессику влекло к этому мужчине так сильно, как никогда и ни к кому прежде, но она не знала, как надо сказать ему о своих чувствах, чтобы их разговор не закончился еще одним взрывом плотской страсти.
Да полно, не обманывает ли она себя? Почему же тогда она так нервничает, почему по телу легкими волнами пробегает дрожь? Волнение ли тому причиной, или это физическое желание, проснувшееся в ней помимо ее воли? Где кончается одно и начинается второе? Не сыграло ли с нею злую шутку подсознание, подсказавшее ей этот план — прогулку на лодке, где они были бы только вдвоем — изолированные, отрезанные от всего остального мира, от всех правил и проблем?
Рафаэль внимательно наблюдал за ней. Следил. Ждал. И она должна была решиться сделать следующий шаг.
Может быть, надо только протянуть руку и коснуться его неподвижного лица, а потом наклониться вперед, чтобы ее губы легко коснулись его щеки или рта?..
Джессика неожиданно вскочила и ринулась прочь, но остановилась как вкопанная перед сдвижной стеклянной дверью каюты.
— Я не могу! — в отчаянии простонала она. — Прости, но я не могу! Из меня никогда не выйдет роковая женщина. Я выйду за тебя замуж, если ты правда уверен, что у нас все получится. Но я не могу прибегнуть к сексу, чтобы убедить тебя, что я действительно этого хочу!..
Рафаэль бесшумно приблизился к ней. Сначала он стоял у нее за спиной, потом сделал еще один шаг и оказался рядом. Он не прикасался к ней, но Джессика чувствовала исходящую от него жаркую мужскую силу.
— Я был бы разочарован, если бы ты смогла, — сказал он негромким, нарочито спокойным голосом. — Но прежде чем мы с тобой пойдем дальше, я хотел бы узнать, каким тебе представляется наш брак?
— Каким? — переспросила Джессика, бросая на него взгляд исподлобья. — Ну, я не знаю… Наверное, это должны быть близкие, дружеские отношения, построенные на взаимном уважении, поскольку нам, как никак, придется работать вместе. Это должен быть брак, в котором каждая сторона прислушивается к мнению другой, и, наверное, он должен предполагать определенную свободу для каждого из нас, пока один будет в Рио, а другой — в Новом Орлеане. В конце концов, современный брак — это соглашение двух цивилизованных людей, и если ты захочешь…
— Не захочу. — Его слова, хоть и произнесенные негромко, прозвучали достаточно резко. — Наш брак должен быть союзом мужчины и женщины, сотворенных из плоти и крови — союзом, который мы будем каждую ночь укреплять в широкой двуспальной кровати. Наш брак обязательно должен принести детей, и в нем должно быть место спорам и ссорам, взаимной признательности и телесному влечению. Разлуки будут редкими и недолгими; что бы мы ни делали, чем бы ни занимались, мы всегда будем работать вдвоем, одной командой. Наш брак не может и не должен быть, как ты выразилась, «соглашением», которое можно разорвать, разрушить одним росчерком пера. Это будет крепкая, нерасторжимая, пожизненная связь, которая может закончиться лишь со смертью одного из нас. На меньшее я не соглашусь, Джессика, и если тебя это не устраивает…
— Похоже, ты многого от меня ждешь, — заметила она дрогнувшим голосом — настолько притягательной показалась ей нарисованная им картина.