ОНИ НАГРАД НЕ ПОЛУЧАЛИ
|
|
Домовой Василий
|
Число: Пятница, 23-Апреля-2010, 17:42:40 | Ответ # 1
|
Душа форума
Домовёнок Админчик
Сообщений: 3305
Репутация: 13
Замечания: 0%
Страна: Российская Федерация
Город: Москва
Я Offline С нами: 02-Апреля-2007
|
Предлагаю вашему вниманию свою повесть Русского солдата мало убить – его надо ещё повалить. Фридрих Великий. |
|
| |
Домовой Василий
|
Число: Пятница, 23-Апреля-2010, 17:44:42 | Ответ # 2
|
Душа форума
Домовёнок Админчик
Сообщений: 3305
Репутация: 13
Замечания: 0%
Страна: Российская Федерация
Город: Москва
Я Offline С нами: 02-Апреля-2007
|
1. Его я приметил сразу. Было погожее майское утро, до отправления поезда оставалось ещё много времени, и я решил посетить Брестскую крепость. Мне и раньше доводилось здесь бывать, но всякий раз, когда появлялась такая возможность, я приходил сюда. Приходил, чтобы почтить память наших дедов и отцов, чтобы мысленно снова и снова прикоснуться к тем жарким дням и ночам лета сорок первого. В эту раннюю пору территория крепости была безлюдна. Человек стоял у Вечного огня, склонив седую голову, держа в правой руке несколько красных гвоздик. Вместо левой руки у него был протез, одетый в чёрную кожаную перчатку. Постояв в скорбном молчании минуту, он нагнулся к мемориальной плите и положил на её край цветы. Затем, по-старчески ссутулившись, неспешной шаркающей походкой направился к храму, который в довоенные годы служил расквартированному в крепости гарнизону красноармейским клубом. Теперь же его восстановили, отреставрировали и вернули прежнее назначение. Я на некотором расстоянии пошёл следом за этим человеком. Напротив храма он остановился, трижды перекрестился и поклонился. Порыв ветра откинул в сторону полу его плаща, и на сером пиджаке мелькнула скромная орденская планка с несколькими лентами. Я не успел разглядеть её, но даже если бы и разглядел, то всё равно бы не понял, к каким наградам эти ленты. Чтобы не привлекать к себе внимания, я остановился в нескольких шагах от него и направил фотокамеру на храм, сделав пару снимков. Тем временем человек продолжил своё неспешное шествие по дорожке, направившись к руинам казармы. Не могу сказать, чем заинтересовал меня этот человек, но я следовал за ним, словно привязанный невидимой верёвочкой, деланно разглядывая всё вокруг, раз за разом щёлкая затвором фотоаппарата, при этом украдкой наблюдая за ним. Человек приостановился у руин казармы, прочёл табличку и направился по бетонной дорожке влево, к Тереспольским воротам. Там он постоял с минуту, взглянул вверх на разбитые снарядами, посечённые пулями и осколками стены, и прошёл сквозь арку на берег Западного Буга. Я проследовал за ним. Человек стоял на берегу и, задумавшись о чём-то, глядел на тёмную воду пограничной реки. Течение в этом месте было довольно быстрым; напротив тропинки, ведущей к реке, у самого берега, вода с тихим плеском бурлила прямо у его ног. Весенний ветер трепал давно не стриженные кудри, седые волосы отливали серебром в лучах утреннего солнца. Мне пришла в голову мысль, что седовласый старик, задумчиво глядящийся в воду реки – отличный сюжет для снимка. Он стоял вполоборота, хорошо был виден его профиль; развевающийся на ветру плащ, взъерошенные седые волосы, стремнина реки, часть иссечённой осколками и пулями красной кирпичной стены, нависающей над рекой – всё это придавало сюжету таинственную торжественность. Я направил в его сторону объектив и быстро сделал несколько снимков. Человек вдруг обернулся, хоть за шумом воды он не мог услышать тихого щелчка фотозатвора, и мы встретились с ним взглядом. Мне отчего-то стало неловко, я стыдливо опустил фотокамеру, смущённо улыбнулся ему и вышел из арки. Второй раз я увидел его на станции Брест. Он сидел на скамеечке, стоящей у входа в вокзал, запрокинув голову и прищурив глаза, и наслаждался ласковым весенним солнцем. Рядом стоял небольшой старомодный коричневый чемоданчик с твёрдыми углами - вероятно, человек оставлял его в камере хранения, когда ездил в крепость. Вдруг он открыл глаза, и наши взгляды снова встретились. Я улыбнулся и слегка кивнул ему головой, он сдержанно ответил на моё приветствие и снова прищурился, подняв лицо навстречу солнцу. Я зашёл в вокзальный ресторан, чтобы как-то скоротать время, оставшееся до отправления поезда, и устроился за столиком у окна. Сделал заказ официанту и, ожидая, стал посматривать в окно в надежде увидеть этого человека. Но скамейку, на которой он сидел, из окна ресторана видно не было. Неторопливо поглощая лёгкую закуску и запивая её холодным пивом, я поймал себя на том, что почему-то неотступно думаю об этом человеке. Что же меня в нём так привлекло, почему этот седовласый старик так запал мне в душу? Ответа я не находил, но чувствовал, что если не поговорю с ним, то упущу что-то очень важное для себя. От этого ощущения меня охватило какое-то внутреннее беспокойство. Я вышел на перрон и бросил взгляд на скамейку, стоящую у входа в здание вокзала. Седовласого человека на ней уже не было, вместо него сидела какая-то женщина с двумя детьми. Я оглянулся по сторонам, но нигде его не увидел, зашёл в зал ожидания – и там нет его. Неприятно защемило сердце, словно я не обнаружил на месте близкого мне человека. В вагон я вошёл минут за пять до отправления. Предъявил проводнику билет и привычно проследовал к своему купе. В дверях я ошеломлённо остановился: за столиком напротив моего места сидел единственный мой попутчик, и этим попутчиком оказался тот самый седовласый человек. Какое-то внутреннее облегчение появилось на душе при виде этого старика, словно мне наконец удалось найти нечто ценное, что раньше потерял и что так долго искал. Я вошёл в купе, улыбнувшись, поздоровался с ним как со старым знакомым, поставил свою сумку на край полки и присел к столику. Человек, не проявляя каких-либо эмоций, сдержанно кивнул мне в ответ и отвернулся к окну. - В Москву? – спросил я, чтобы как-то разрядить натянутость обстановки и завязать разговор. - В Москву, - ответил он, едва взглянув на меня, и снова отвернулся к окну. Я почувствовал неловкость, пауза затягивалась. Поезд уже набрал ход, проводник принёс постель, а мы так и не обмолвились с попутчиком ни единым словом. Я вышел в тамбур, закурил и стал размышлять, как бы аккуратно начать разговор с этим замкнутым человеком. У меня было предчувствие, что он замкнулся в себе не просто так, что он что-то сейчас переживает, и быть может мне вовсе не следует проявлять нетактичность, пытаясь его разговорить? Я пребывал в растерянности. Так и не придя к какому-то решению, я вернулся в купе. Мой попутчик всё так же глядел в окно, погружённый в свои думы. Я достал книгу, надел очки и принялся читать, изредка украдкой поглядывая на него. Он продолжал смотреть в окно, совсем не обращая на меня внимания. Я уже смирился с тем, что разговор, даже самый пустяковый, с моим молчаливым попутчиком не получится, как вдруг он сам неожиданно нарушил молчание: - А давайте-ка мы с вами закусим? И не успел я ничего ответить, растерявшись от неожиданности, как он уже доставал из пластикового пакета нехитрую домашнюю снедь. На столике, предварительно застеленном газетой, следом за кругом краковской колбасы, пучком зелёного лука, хлеба, варёными яйцами, домашними котлетами, солёными огурцами появилась бутылка водки. - Спасибо, - смутился я, - но только у меня ничего нет с собою. Я обычно не беру еду в дорогу, довольствуюсь вагоном-рестораном. Разве что минеральную воду… - Да Вы не стесняйтесь, ешьте-пейте на здоровье, - поспешил успокоить меня попутчик, ловко отвинтив зубами пробку на бутылке и разливая водку по стаканам. - Спасибо, - ещё раз поблагодарил я. - А давайте сходим в ресторан. Я угощаю… - Зачем ресторан, если у нас и так закуски вдоволь? – удивился попутчик. - Да, но всё же… - вновь смутился я. - Ай, пустое, - возразил попутчик, махнув рукой в чёрной перчатке, и добавил: - Будем знакомы - Шинкевич Матвей Иванович. - Очень приятно, - ответил я и тоже представился. - Ну, за знакомство, - протянул свой стакан Шинкевич, и мы со звоном чокнулись. Матвей Иванович подмигнул мне и залпом опорожнил стакан. Какое-то время мы сосредоточенно закусывали. Молчание нарушил Матвей Иванович: - Вы москвич? - Да, - ответил я, - но у меня белорусские корни. Моя мама белоруска, и я иногда навещаю эти края. А Вы? - А я здешний, из Кобрина. Родился я, правда, не тут, а на Могилёвщине, в Чаусах. Слыхали о таком городе? Я кивнул в знак согласия, и он продолжил: - До войны я жил с родителями в Чаусах. В сороковом году моего отца, - он был военный, - перевели в Слуцк, что в Минской области. Ну, мы с мамкой чуть позже к нему туда тоже переехали. Шинкевич снова налил немного водки в стаканы, мы выпили, и он сменил тему беседы: - Вот, в кои-то веки решил съездить в Москву. За всю жизнь ни разу так и не довелось побывать в столице. А теперь товарищ пригласил к себе в гости, на День Победы. Мы с ним не виделись с сорок первого… - Он ваш однополчанин? – поинтересовался я. - Однополчанин? – переспросил Шинкевич. – Какой там однополчанин! У нас и полка тогда никакого не было. - Но вы вместе воевали? - Можно сказать и так… Воевали, конечно, но не долго. Я невольно глянул на скромную орденскую планку, состоящую, как только сейчас разглядел, лишь из трёх ленточек. Матвей Иванович заметил мой взгляд. - Верно подметили: наград у меня не густо. Да и те – юбилейные. На днях по случаю Дня Победы орден Отечественной войны вручили. Я ещё дырочку под него не успел прокрутить, – Шинкевич достал из кармана пиджака орден, поблескивающий новой эмалью на морщинистой ладони, виновато улыбнулся. – Таких, как я, в те времена не награждали… Матвей Иванович замолчал, о чём-то задумался, снова повернувшись к окну. Мне же неловко было прерывать молчание и выспрашивать его о подробностях. Через минуту он сам предложил мне: - Ехать нам ещё долго. Если хотите… если, конечно, Вам это будет интересно, то я расскажу, как всё было. Я с благодарностью принял это предложение, и он начал свой рассказ. |
|
| |
Домовой Василий
|
Число: Пятница, 23-Апреля-2010, 17:45:56 | Ответ # 3
|
Душа форума
Домовёнок Админчик
Сообщений: 3305
Репутация: 13
Замечания: 0%
Страна: Российская Федерация
Город: Москва
Я Offline С нами: 02-Апреля-2007
|
2. - Товарищи! Всех, кто прибыл не по повестке, прошу разойтись по домам до особого распоряжения! Остаются только те, кто вызван повесткой! – осипшим от крика голосом распоряжался с крыльца военкомата капитан. Некоторые из собравшихся, переговариваясь между собой, стали расходиться. Но Матвей не уходил. Улучив момент, когда работник военкомата, проверяющий на входе повестки, отвлёкся, Матвей проскользнул внутрь и смешался с толпящимися в тесном ко-ридоре призывниками. Через десять минут вошёл всё тот же капитан: - Внимание! Всем прибывшим по вызову сдать повестки в окошко дежурного! Призывники потянулись к дежурке, сдавая свои повестки, и возвращались в коридор ожидать вызова. Знакомых среди толпящихся призывников Матвей не увидел, поэтому прислонился спиной к стене и стал наблюдать за происходящим. В коридоре военкомата стоял негромкий гомон, многие призывники собирались кучками, обсуждая что-то. Периодически открывалась дверь, оттуда выкрикивали фамилию, очередной призывник заходил в кабинет, через некоторое время выходил оттуда и направлялся в дальний конец коридора, к выходу во внутренний двор военкомата. К полудню коридор опустел, в нём остался стоять лишь Матвей. Из кабинета вышел капитан, глянул на Матвея и спросил: - По повестке? Матвей в ответ кивнул. - Фамилия? - Шинкевич. Капитан повернулся в кабинет и кого-то спросил: - На Шинкевича повестка есть? Получив отрицательный ответ, он раздражённо посмотрел на Матвея и спросил: - Дежурному повестку сдавал? Матвей снова кивнул головой. - Да что ты, как немой, всё киваешь? Язык проглотил? Документы! - потребовал капитан. Матвей быстро достал свой паспорт. Тот взял его в руки и сказал: - Заходи. Матвей вошёл следом за капитаном в комнату, у дальней стены которой стоял длинный стол с несколькими стопками бумаг. За столом сидел моложавый младший лейтенант и какой-то гражданский в мятом пиджаке. Капитан бросил на стол паспорт Матвея и сказал: - Разберитесь. Я сейчас вернусь. Младший лейтенант открыл паспорт, затем поднял взгляд на Матвея, снова взглянул в документ и спросил: - Тебе сколько лет? - Восемнадцать, - соврал Матвей и, увидев удивлённо поднятую бровь лейтенанта, добавил: - Через три месяца будет. Офицер захлопнул паспорт, протянул его Матвею и непрере-каемым тоном сказал: - Вот через три месяца и приходи. А сейчас – марш домой, и не мешай работать. И без тебя голова кругом идёт. - Но я… у меня отец… - начал было оправдываться Матвей, но младший лейтенант строгим голосом скомандовал: - Кру-гом! Шагом марш! Матвей в расстроенных чувствах вышел на улицу и направился к дому. По шоссе, ведущему на восток, в направлении Бобруйска проехали несколько эмок, следом за ними прогромыхали грузовики с солдатами. Матвей посмотрел им вслед, и нехорошее предчувствие шевельнулось в нём. Он уже подходил к дому, когда его обогнала ещё одна колонна грузовиков, следом за ней потянулись тягачи с 203-мм гаубицами на буксире. Откуда-то с западных окраин города донеслись раскатистые звуки взрывов. Высоко в небе, севернее города, с басовитым ровным гулом пролетели на восток самолёты. Много самолётов – десятка три. К вечеру стало понятно, что оборонительные бои идут уже на западных окраинах Слуцка. Гулкие разрывы доносились всё чаще, всё ближе подступая к центру города. То там, то здесь поднимались в небо столбы дыма. Над крышами домов на небольшой высоте пронеслись самолёты с крестами на крыльях и, набирая высоту, легли на крыло, заходя снова на боевой курс, чтобы сбросить свой смертоносный груз на обороняющиеся под Слуцком войска. Матвей глянул им вслед и бегом пустился назад к военкомату. Навстречу ему попались ещё несколько грузовиков с бойцами в кузовах, едущих в направлении Бобруйска. У военкомата стояла полуторка, несколько человек в штатском выносили из здания пачки перевязанных бечёвкой бумаг и грузили их в кузов. На крыльце появился знакомый уже младший лейтенант. - Опять ты? А ну, марш домой, вояка! – прикрикнул на него офицер. – И носа сегодня не смей показывать на улицу! С чувством досады и горечи Матвей вернулся к дому. Он догадался, что военкомат эвакуируется, а это значит, что плохи дела, что отступают наши. В это не хотелось верить. Был уже поздний вечер. Матвей вышел из дома на пыльную, раскалённую за день улицу и стал прислушиваться к звукам боя. Откуда-то с востока доносилось эхо артиллерийской канонады – стреляли 203-мм орудия, которые днём Матвей видел на шоссе. Небо, подсвеченное багряным закатом короткой июньской ночи, часто озарялось оранжево-красными зарницами, вспыхивающими на западе; в городе пахло гарью. Ближе к полуночи бой стал стихать, изредка лишь то тут, то там слышались одиночные выстрелы и редкие пулемётные очереди. Ночью по шоссе снова проехали на восток несколько десятков грузовиков, оставив за собой лишь облако пыли. Ближе к рассвету через город прошли нестройные пешие колонны измотанных боями, покрытых серой пылью уставших красноармейцев, проехали гужевые повозки с армейским имуществом и ранеными бойцами. По всему было видно, что наши войска оставляют город. Глядя вслед удаляющемуся обозу, Матвей вдруг решительно развернулся и пошёл к дому. Едва войдя, он открыл чулан, снял с гвоздя отцовское охотничье ружьё, патронташ, затем достал с полки жестяную коробку с патронами и, не разбирая их, растолкал по карманам, пристегнул к брючному ремню охотничий нож в кожаных ножнах. Не теряя ни минуты, прошёл в свою комнату, достал из шкафа вещмешок, который обычно брал, отправляясь с отцом на охоту, быстро затолкал в него кусок мыла, вафельное полотенце, пару носок, смену белья. Затем зашёл в кухню, взял буханку хлеба, небольшой кусок сала, банку килек, ложку, завернул всё это в газеты и тоже сунул в вещмешок. Вернулся к чулану, пошарил рукой на полке и достал прорезиненный мешочек, в котором было немного соли в жестяной баночке, два коробка спичек, плоский электрический фонарик с запасной батарейкой к нему, компас, три индивидуальных перевязочных пакета, пузырёк с йодом. Это был «аварийный запас» для охоты, как шутил отец. Там же, на полке, лежала плоская металлическая фляжка с водкой и пустая армейская фляга. Наполнив флягу водой, он прихватил на кухне алюминиевую кружку и всё это так же сложил в заплечный мешок. Матери дома ещё не было. Она как ушла утром на дежурство в больницу, так до сих пор не возвращалась. Матвей взял газету, и на полях написал карандашом: «Мама, не волнуйся, я ушёл в военкомат. Так надо». Подумал, и дописал: «Всё будет хорошо». Ему стало жаль маму. Она и так уже пять дней была сама не своя: отца ещё 21 июня вызвали в батальон, и с тех пор они его не видели, ничего не знали ни о том, где он теперь, ни о том, что с ним - жив ли, здоров? |
|
| |
Домовой Василий
|
Число: Пятница, 23-Апреля-2010, 17:46:49 | Ответ # 4
|
Душа форума
Домовёнок Админчик
Сообщений: 3305
Репутация: 13
Замечания: 0%
Страна: Российская Федерация
Город: Москва
Я Offline С нами: 02-Апреля-2007
|
3. Матвей быстрым шагом шёл по шоссе на восток с твёрдым намерением догнать какую-нибудь колонну красноармейцев и пристроиться к ней. Он прошёл деревню Весея и был уже километрах в шести от Слуцка, когда услышал приближающийся сзади звук мотоциклетного мотора. Матвей оглянулся. По шоссе через деревню ехало несколько мотоциклов с колясками. Матвей остановился, чтобы разглядеть, кто это едет, как вдруг с переднего мотоцикла раздалась пулемётная очередь. По асфальту зацокали пули, высекая искры и поднимая фонтанчики пыли. Одна пуля, отрикошетив, с визгом пролетела над головой. Вторая очередь не заставила себя долго ждать, и уже была точнее первой – пули просвистели на уровне головы, рядом с ухом. Матвей опрометью кинулся в кювет, быстро перебрался в низкорослый ивняк и через мгновение был уже в небольшой роще, уходящей к югу от шоссе. Скрываясь в утреннем тумане, он ринулся вглубь, спотыкаясь о корни и цепляясь брюками за колючие кусты ежевики. Головной мотоцикл съехал передним колесом на обочину, и пулемётчик выпустил в рощу несколько длинных очередей. Матвей залёг за стволом дерева, но как только стрельба стихла, снова устремился подальше в лесок. Треск мотоциклов стал удаляться к востоку. Матвей понял, что его не стали преследовать, но решил не испытывать судьбу и продолжил продираться сквозь густой подлесок вглубь рощи. Когда уже был виден между деревьев просвет на противоположной стороне леска, он остановился и прислушался. С шоссе доносился шум танковых двигателей и лязг гусениц. Где-то восточнее послышались выстрелы, раздалось несколько взрывов. Это немецкий мотоциклетный дозор напоролся на отступающих красноармейцев. Бой длился не долго, внезапно вновь наступила тишина. Поразмыслив, Матвей пришёл к выводу, что выходить на шоссе опасно – немцы уже за Слуцком. Нужно было уходить на юг, в сторону железной дороги, пересечь её и выйти к Любанскому озеру. Матвей хорошо знал эти места. Вместе с отцом он не один раз выбирался сюда на охоту. К востоку от озера на многие километры тянулись леса – северная оконечность Полесья. Места там заболоченные, труднопроходимые, поэтому риск наткнуться на немцев был невелик. Матвей осторожно выбрался на опушку рощи, затаился в кустах, прислушался. Утреннюю тишину нарушал лишь звонко кукарекавший на Бусловском хуторе петух. Между хутором и едва видневшейся в тумане тёмной полоской леса был луг, местами поросший густыми, похожими на гигантские шапки кустами вербы. Обойдя хутор с подветренной стороны, чтобы не потревожить собак, Матвей оказался чуть ли не по пояс в мокрой от утренней росы луговой траве. Перебежками от куста к кусту, пригибаясь как можно ниже к земле, так, что колоски травы хлестали по лицу, он добрался до леса. Стояла утренняя тишина, высоко в сосновых ветках возились птицы, солнце уже проглядывало между длинными стволами вековых сосен; выстре-лов или человеческих голосов не было слышно. Присматриваясь к сосняку, прислушиваясь к звукам леса, Матвей вышел на небольшой сухой взгорок, устроился с солнечной стороны под большой сосной, снял намокшие ботинки, стащил сырые носки и разложил их на сухом мху. Так он просидел, вытянув к солнцу красноватые стопы и прикрыв глаза, где-то час. Со стороны шоссе, с северо-востока, стали доноситься едва различимые звуки взрывов. Значит, отступившие части Красной армии снова заняли оборону и ведут бой. Только знать бы где? Матвей задумался о том, что же делать дальше, как поступить? Снова попытаться выйти к своим, которые ведут бой где-то у шоссе? Пожалуй, не получится. В горячке боя могут подстрелить как немцы, так и свои. Нужно выходить туда, где красноармейцы ещё не ввязались в бой – так больше шансов не быть убитым. Матвей принял решение не идти к Любанскому озеру, как намеревался прежде, а пойти строго на восток, параллельно шоссе, ведущему в Бобруйск. Километров через восемнадцать - двадцать будет посёлок Старые Дороги. Там шоссе пересекает железнодорожная ветка, есть полустанок. Вероятнее всего, наши зацепились за этот посёлок и ведут бой именно там. Лесом можно незаметно обойти посёлок южнее дороги, а подойти к нему с востока. Это был единственный видимый шанс примкнуть к частям, отступившим к Старым Дорогам. Сосновый лес сменился густым ольшаником. Где-то за ним должно было проходить узкое шоссе из Круглого в Уречье. Матвей хорошо помнил это место. Там, за шоссе, чуть южнее Сорог были болота, где они с отцом охотились на уток. Осторожно пробираясь через ольшаник, Матвей вышел к мощёной булыжником дороге и залёг в кустах у самого кювета, выждал несколько минут, внимательно всматриваясь в обе стороны и прислушиваясь. Ни постороннего движения, ни настораживающего звука не было, и Матвей, держа ружьё в правой руке, пригнувшись, быстро перебежал на другую сторону, перепрыгнул придорожную канаву и нырнул в кустарник. Ольшаник здесь был не таким густым, тянулся он неширокой полосой вдоль шоссе; сразу за лесополосой проглядывало картофельное поле. Лес был в трёх сотнях метров правее, и Матвей повернул к нему. На другом конце поля виднелся хуторок из двух домов с хозяйственными постройками. Видно было женщину в платке, склонившуюся в огороде, из сарая вышел мужчина и стал запрягать лошадь. Картина была настолько мирной, что Матвею на миг показалось, будто бы всё, что произошло с ним этим утром – не более чем дурной сон. Едва он дошёл до леса, как с дороги послышался треск мотоциклов. Матвей тут же упал в придорожный кустарник и притаился за бугорком. Два мотоцикла проехали мимо него, но тут же, в десяти метрах, с визгом тормозов остановились. Послышалась немецкая речь, лязганье затвора. Матвей перехватил ружьё, взвёл оба курка, осторожно выглянул из-за бугорка, готовый в ту же секунду выстрелить, и застыл от удивления. Посреди дороги, метрах в двадцати от немцев, стоял с поднятыми руками человек в форме красноармейца. Брошенная им винтовка с примкнутым штыком валялась рядом, у ног. Красноармеец, заискивающе улыбаясь, медленно двинулся навстречу немцам, громко выкрикивая: - Сдаюсь! Плен! Я нихт коммунист! Плен! Хайль Гитлер! Сидящий за рулём головного мотоцикла немец спешился и предостерегающе поднял левую руку, при этом правой рукой он навёл висевший на плече автомат в стоящего на дороге красноармейца. - Хальт! Красноармеец остановился, продолжая как можно дружелюбнее улыбаться. Немец осторожно пошёл к нему, немного отступив в сторону, уходя таким образом с линии огня своего пулемётчика, сидящего в коляске мотоцикла. Матвей какое-то время ошарашено наблюдал за происходящим, не веря своим глазам. Он никак не мог смириться с мыслью, что красноармеец, при оружии, не будучи даже раненым, может вот так запросто сдаться в плен врагу. Но всё было именно так. Винтовка лежала позади солдата, руки у того были подняты вверх, и он, красноармеец, продолжал заискивающе улыбаться врагу! - Ах ты, гад, - сквозь зубы прошипел Максим и прицелился. Раздался выстрел. Красноармеец, схватившись за живот, удивлённо глядя на немца, стал оседать на дорогу. Немец резко развернулся на звук выстрела, припал на одно колено и направил автомат на придорожные кусты. Второй выстрел на мгновение опередил фашиста. Голова немца резко запрокинулась назад, он упал на спину, подвернув под себя ногу, схватился руками за залитое кровью лицо и, жутко завывая, стал кататься с боку на бок. В ту же секунду в придорожные кусты ударила автоматная очередь со второго мотоцикла. Через секунду пулемётчик головной машины выдернул свой MG из гнезда и, держа его в руках, тоже открыл огонь. Пули как бритвой срезали несколько веток ольшаника чуть выше Матвея, и он, не мешкая, змеёй сполз с бугорка и, петляя между деревьев, побежал в лес. Раздались команды на немецком языке, послышался треск ломающихся кустов, и Матвей понял, что немцы устроили за ним погоню. Не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветки, он бежал всё дальше в лес. Сзади раздался треск автоматных очередей, несколько пуль где-то в стороне с чмокающим звуком впились в стволы деревьев, одна просвистела рядом с ухом и чмокнула в ствол осины в полуметре впереди. О том, чтобы перезарядить ружьё и ответить выстрелом не могло быть и речи. Да и проку от такой стрельбы в густом лесу с плотным подлеском не было никакого. Единственным шансом на спасение было бегство как можно дальше в чащу. Ломая ветки, не разбирая дороги, словно напуганный лось, Матвей удалялся всё дальше от дороги. Крики немцев уже были едва слышны, протрещали ещё пару очередей. Под ногами захлюпала вода, бежать стало труднее, но Матвей не останавливался. Вдруг где-то рядом послышался окрик: - Стой! Стой, парень! Свои! Матвей остановился, схватил наизготовку ружьё, забыв о том, что оно не перезаряжено, и стал озираться по сторонам. Чуть правее послышалось хлюпанье шагов по болоту, и снова оклик: - Да стой же! Говорят тебе – свои. Опусти ружьё, а то ещё подстрелишь ненароком. Из кустов, часто дыша, выбрался человек в советской военной форме. - Сюда они не сунутся, - проговорил он, переводя дыхание. Матвей, не опуская ружья, вытер рукавом пот с лица, и спросил: - Вы кто? - Ба! Вояка? Ты? Вот это встреча! - вместо ответа весело проговорил человек в форме. - Как там тебя? Шишкевич? И тут Матвей узнал младшего лейтенанта из военкомата. - Шинкевич я, - облегчённо вздохнув и улыбнувшись, ответил он и опустил ружьё. |
|
| |
Домовой Василий
|
Число: Пятница, 23-Апреля-2010, 17:47:37 | Ответ # 5
|
Душа форума
Домовёнок Админчик
Сообщений: 3305
Репутация: 13
Замечания: 0%
Страна: Российская Федерация
Город: Москва
Я Offline С нами: 02-Апреля-2007
|
4. - Тссс! - прижал палец к губам младший лейтенант. Оба прислушались. Со стороны дороги прострекотал автомат, донеслись невнятные окрики. - Туда – указал рукой Матвей вглубь чащи, и они, не раздумывая, скрылись в высоком кустарнике заболоченного леса. Потом долго ещё бежали и шли, и снова бежали, и снова шли, стараясь как можно дальше уйти от опасного места. Кустарник здесь был густой, но не сплошной, с прогалинами, на которых в воде росла высокая трава. Бежать по ней было неудобно, крепкие стебли путались в ногах и скрывали кочки, о которые беглецы то и дело спотыкались. Впереди на небольшом пригорке показался березнячок, и они направились туда. Едва выбравшись на сухое место, оба обессилено упали, тяжело дыша. Немцы их, кажется, больше не преследовали, побоялись сунуться в чащобу, но внутри у Матвея всё мелко дрожало и противно ныло под ложечкой. Он подумал, что только чудом спасся от гибели. - Кажись, оторвались, - переведя дыхание, сказал младший лейтенант. - Кажись, - подтвердил Матвей. - Ну что, будем знакомы? Младший лейтенант Ермилов. Виктор Ермилов. Можно просто Виктор. - Матвей… Шинкевич Матвей. - Ну, ты молодца! Славно приложил этого… - Ермилов запнулся, подбирая слово, - …эту шкуру продажную. - Да не так уж и славно, - с досадой в голосе ответил Матвей. – Патроны оказались с мелкой дробью, на уток. Таким зарядом только шкуру продырявить можно. Вот если бы пулей, или картечью… - Ничего, немцы его сами там добьют, - сделал успокоительный жест Ермилов. - Как добьют? Почему? – удивился Матвей. - Так и добьют. Как добивают раненых лошадей. Ну, сам посуди, зачем он им подстреленный нужен? Куда им его девать? Не генерал, поди, и даже не майор, а рядовой красноармеец. Нет, наверняка добьют, - убежденно добавил Виктор. - Пожалуй, ты прав – добьют. - И фрица ты уделал, что надо! - Я в спину целил, а он в последний момент развернулся и на колено припал. - Так оно даже лучше получилось – прямо в морду фашистскую. Гарантированный инвалид, и глазам его, похоже, каюк. Я успел рассмотреть: ты ему прямо под каску заряд влепил. - Если в лицо, то да, без глаз наверняка останется. - А то! – ободряюще подмигнул ему Ермилов. – Тебя можно с почином поздравить. А я вот пока ни одного фрица не укокошил. Даже не ранил. - А кто он… ну, этот… наш… которого я… это… ну, подстрелил? - Шофёр. Мы вывозили документы из военкомата – ты же видел, как мы грузились. Поступил приказ все немедленно вывезти в Бобруйск. Только миновали Гутково, как этот растяпа – уснул он, что ли? – съехал в кювет. Да не просто съехал, а так, что пробил радиатор. Я чуть было из кузова не вывалился от толчка. Ну что делать? Как без охлаждения ехать? Мотору каюк наступит сразу же, а без мотора не уедешь. Военком остановил попутную машину, мы быстро перегрузили весь скарб в неё, и он укатил, приказав нам отбуксировать повреждённый грузовик. Легко сказать – отбуксировать. Войска отходят на запасные рубежи, противник на хвост наступает. В общем, всем не до нашей полуторки, никого не допросишься. Но приказ – есть приказ. Ждём. И вот, когда уже рассвело, дождались. Только не тягача, а немецкий авангард на мотоциклах. Ещё издали как дали по нам из пулемётов! А у нас что? Трёхлинейка у шофера да у меня тэтэшник, - Ермилов запнулся. - Ну, и дальше чего? – спросил Матвей. - А чего? Скажу тебе прямо, не тая: испугался я, струхнул. Как пить дать – испугался. А фрицы как врежут снова из пулемётов! Пули в борт машины – цвинь, цвинь. Щепками всю голову засыпало. Гляжу – шофёр наш, прихватив винтаря, в придорожные кусты – юрк. Ну, я за ним. Добежали до леса, затаились. Потом поняли, что на шоссе нам уже делать нечего – там немцы. Так и пошли лесом. Не долго шли. Услыхали, что по дороге на Уречье какой-то транспорт проехал. Решили понаблюдать – вдруг наши? И вот, понаблюдали, едрёна вошь. Как только появились мотоциклисты, шоферюга мой, падла, - шасть из кустов, и на дорогу. Я сначала даже не понял, что произошло. А когда сообразил, что к чему, он уже далеко от меня отбежал – из пистолета не достать. Ну, я за ним, по кустам, вдоль дороги. Чтобы, значит, на прицельную дальность выйти. А тут вдруг «Бах! Ба-бах!» - при этих словах младший лейтенант улыбнулся. – Что за стрельба? - думаю. А это ты охоту на перелётных устроил, меня опередил. Матвею понравилось, что Ермилов, несмотря на невесёлую ситуацию, не унывал, даже шутил. И он в ответ тоже улыбнулся Виктору. - А как только немец начал шмалять из пулемётов, тут уж не до моей карманной артиллерии стало. Тут уж с пистолетом делать нечего, тут уж только «дай, боже, ноги» - закончил свой рассказ Ермилов. Ему было стыдно перед Матвеем за то, что он не вступил в бой с немцами ещё там, на шоссе Слуцк - Бобруйск, а бросился бежать, как заяц от охотника, и стыд свой Виктор старался спрятать за напускным весёлым тоном. - Ну, Матвей, давай решать, что будем делать дальше. Есть соображения? - Я думал добраться лесом до Старых Дорог и там присоеди-ниться к какому-то нашему подразделению. - Я сомневаюсь, что наши в Старых Дорогах – боя не слыхать. Туда вроде уже немецкие танки прошли. Наши, вероятнее всего, отошли дальше. Но проверить Старые Дороги на всякий случай не помешало бы. - Не помешало бы, - согласился Матвей. – Туда можно подобраться незаметно, лесом. Нужно только заранее перейти через железную дорогу. - У меня карта есть, - Ермилов расстегнул планшет и достал свёрнутую двухвёрстку. – Давай глянем, как лучше подобраться. - Я и без карты знаю. Мы здесь с отцом часто охотились. Там, южнее, - Матвей махнул рукой вправо, - болота. Мы на них уток стреляли. Так что и без карты не заблудимся. Ермилов сел, прислонился спиной к стволу берёзки, достал из нагрудного кармана гимнастёрки помятую пачку папирос, а из кармана галифе – зажигалку, и спросил: - Закурим? Матвей отрицательно покачал головой. - Ты что, не куришь? А я закурю, - Виктор щелчком выбил из пачки папиросу, постучал мундштуком по коленке, дунул в него, примял, чиркнул зажигалкой и жадно затянулся дымом, прикрыв глаза. Матвей тем временем лёг на живот, растянувшись на мягком мху, сорвал травинку, зажал её зубами и стал наблюдать за болотцем, через которое они только что перебрались. Докурив папиросу, Ермилов расковырял сухой веткой мох и затолкал в лунку окурок, присыпав его песком. - Ну что, подъём? – спросил Виктор. - Подъём, - согласился Матвей, и они пошли через березняк к видневшемуся вдали ельнику. Спустя какое-то время они выбрались из берёзового редколесья на луговую пойму с редкими островками ивняка в сочной, ещё некошеной траве, вброд перешли небольшую, обросшую осокой речушку и скрылись в молодом еловом лесу. Здесь можно было не опасаться нежелательной встречи с немцами, и они прибавили шагу. Ельник кончился неожиданно. Они едва не выскочили опрометью на открытый участок просеки. В этом месте железная дорога с невысокой насыпью разрезала лес пополам. За насыпью виднелся уже не молодой ельник, а настоящий тёмный лес. - Затаись здесь, я проверю, - прошептал Виктор. – Как махну рукой, так пулей на ту сторону. А если что-то не так – уходи обратно в чащу. Всё понял? - Понял, - прошептал в ответ Матвей, перехватив в боевое положение заблаговременно перезаряженное ружьё. Ермилов осторожно, по-пластунски выбрался на насыпь, огляделся и махнул рукой. Матвей, не мешкая ни секунды, пополз к нему, больно ударяясь правой коленкой о приклад и обдирая локти о щебёнку. Скатившись с насыпи на противоположную сторону, они тут же устремились в темноту леса, и только лишь отойдя на приличное расстояние от железной дороги, остановились перевести дух. - До чего же обидно, Матвей. На своей родной земле мы с тобой прячемся, как чужие диверсанты, бегаем от фрицев, как зайцы от волков, - Виктор сплюнул. - Вить, но как же так? У нас же армия, танки, самолёты… - Где эти самолёты? Ты хоть один видел? Вот и я не видел. Немец летает в нашем небе как у себя дома, долбит наших бойцов с воздуха играючи, не боясь и не таясь. А наши самолёты так и остались на аэродромах. Как это понимать? А «линия Сталина»? Вон она, сразу за Слуцком проходит. А какой толк с такого укрепрайона, если на нём демонтировали всё тяжёлое вооружение и отправили на новый рубеж, к границе? - Не знаю, - Матвей пожал плечами. – Мой отец тоже говорил, что оставили их с голыми руками. - А он что, военный у тебя? - Ага. Его батальон как раз и занимает участок «линии Сталина» к западу от Слуцка. Отец ещё двадцать первого убыл по тревоге туда… - Слышишь? – прервал его Виктор и взял Матвея за руку. - Что? – шёпотом спросил Матвей. - Вроде бой идёт. Где-то там. Наверное, на шоссе, - он указал рукой на север. Матвей прислушался. В самом деле, откуда-то с севера доносились едва различимые звуки разрывов. Понять точно, где идёт бой, было невозможно – слишком далеко, километров десять, пожалуй. - А может в Новых Дорогах ещё наши? – с надеждой в голосе спросил Матвей. - Всяко может быть. Если бой на шоссе, то не исключено, что Новые Дороги ещё у нас. Чего гадать? Нужно топать туда без промедления! - Идти нужно вдоль железки, иначе промахнёмся, - прошептал Матвей. - Опасно. Немцы могли уже оседлать железную дорогу. Но ты прав - иначе мы можем промахнуться. Пойдём на некотором удалении, лесом, но так, чтобы видеть просеку. Через два часа они лежали в кустарнике на опушке ельника. Впереди, метрах в пятистах, виднелось шоссе, железнодорожный переезд и чуть поодаль - станционные постройки. К востоку от станции, вдоль дороги, растянулся посёлок Новые Дороги, над которым клубились дымы пожаров. У переезда и на станции были видны фигурки людей, но разглядеть с такого расстояния, что это за люди, было невозможно. Но вот из-за одной постройки выехал тентованный грузовик, мимо него прошмыгнул мотоцикл. Ошибиться было невозможно: в Новых Дорогах – немцы. - Уходим в лес, - прошептал Ермилов, и они, стараясь не шу-меть, уползли под густые кроны старых елей. - Нужно двигать на восток, в направлении Бобруйска. Наши не могли далеко отступить, - отойдя на безопасное расстояние вглубь леса, нарушил молчание младший лейтенант. - Как пойдём? Вдоль шоссе? – спросил Матвей. - Параллельно, но на расстоянии. У больших дорог нам делать нечего. - У меня компас есть, - Матвей скинул вещмешок и стал развязывать. Ермилов положил ладонь на горловину мешка: - Не сейчас. Компас – это хорошо. Но не сейчас. Днём можно и по солнцу ориентироваться. Небо безоблачное, часы у меня есть… Неожиданно с востока донеслись звуки внезапно начавшегося боя. Гул артиллерийских выстрелов и разрывов почти не прерывался, за ним невозможно было расслышать ни ружейной, ни пулемётной стрельбы. - Нам туда! – махнул рукой в сторону шоссе Ермилов. |
|
| |