- Ну и мясорубка! Ад кромешный! - прохрипел Дорошин, скатившись в воронку вслед за комвзвода. - Похоже, что батальону - каюк.
Лейтенант лежал на спине, пытаясь восстановить дыхание. Перед глазами плавали красные круги, ноги от перенапряжения дрожали.
- Похоже,.. что не только… батальону, а всей… дивизии. - Лёгких хватило только на эту прерывистую фразу. Лейтенант чувствовал, что ещё немного, и он потеряет сознание. Они бежали через вспаханный снарядами луг к лесу, в котором ещё сегодня утром располагались позиции 22-й танковой дивизии. Горящие танки и автомобили, убитые лошади и убитые люди, перевёрнутые повозки – всё смешалось. Бой гремел уже не только за спиной - стрельба, взрывы и шум моторов доносились откуда-то слева. Левашов чувствовал, что задыхается, люто болело обожжённое плечо, в висках стучали не молотки, а молоты. Он не помнил, как Дорошин снял с их горящего Т-26 пулемёт, как крикнул: «Лейтенант, к лесу надо!» Несколько раз по ним стреляли из-за деревьев, и наводчик на бегу огрызался короткими очередями из ДТ.
- Что с Ваней? – слегка отдышавшись, спросил Левашов.
- Нет Вани. Снаряд угодил прямо в лоб, ниже башни. Мехвода нашего сразу же наповал, - меняя диск пулемёта, мрачно ответил Дорошин. - Повезло ещё, что боеукладка не рванула. А то сейчас предстали бы мы с тобой, командир, пред светлы очи святого Петра.
Сержант вытер рукавом комбинезона лицо и вставил полный диск в пулемёт.
- Жалко Ваньку. Совсем ещё молодой был. - Дорошин резко передёрнул затвор пулемёта. - Ты как, лейтенант? Держишься?
- Нам бы… только до ремроты… добраться, - Левашов всё никак не мог отдышаться, - … у Ярцева… до боя… был БТ-7 из ремонта.
Дорошин аккуратно выглянул из воронки:
- Ну что, дёрнем напоследок, командир?
- Дёрнем… Миша… Конечно, дёрнем. - Левашов с трудом оторвался от стенки воронки, - Давай, Миша… немного… осталось…
Сержант собирался поддержать командира, но тот отстранил его слабым движением руки:
- Я справлюсь, Миша, не беспокойся. Твоё дело - пулемёт.
Лейтенант не знал, хватит ли сил, чтобы идти. Голова кружилась, глаза застилал красный туман. Но, шаг за шагом, они добрались до опушки леса. Сержант трусил рядом. Правой рукой он придерживал пулемёт, лежащий на плече, а левой был готов в любой момент подхватить обессилевшего комвзвода. Лейтенант мог свалиться в любой момент.
- Стой, командир. - Дорошин придержал рукой комвзвода.
- Что случилось? - тревожно спросил лейтенант.
- Дым. На том месте, где должна быть ремрота - дым. Похоже, что мы опоздали, командир.
Впереди послышался шум мотора и треск деревьев. С той стороны, где догорали ремонтные мастерские, ломая щуплые берёзки и плюясь в небо чёрным дымом, полз угловатый Т-III с крестом на башне.
- Сволочи! Командир, нужно уходить глубже в лес, иначе нас здесь раскатают как повар тесто для пельменей.
- Нужно добраться к штабу. Или вообще - выйти к своим. Похоже, Миша, мы с тобой в мешке оказались.
- Прорвёмся, командир. Нужно только чуть дальше в лес отойти, передохнуть малость, и прорвёмся. Ты как, ноги держат ещё? Тогда вперёд, вон до той лощинки. Там подлесок густой, схоронимся в нём минут на десять. А после двинем дальше.
Спустившись в небольшой овражек, густо поросший лозняком, танкисты затаились в кустарнике. Сержант огляделся, выбрал место, наиболее подходящее для стрельбы, и залёг, наведя ствол пулемёта на обрывистый песчаный гребень. Лейтенант, тяжело дыша, сел на траву и, сморщившись от боли, потрогал обожжённое плечо.
- Что, сильно горит, командир? – не оборачиваясь, спросил Дорошин.
- Терпимо, - стиснув зубы, ответил комвзвода.
- Вижу, как терпимо, - ухмыльнулся сержант. – Потерпи, сейчас, отдышусь немного, и перевяжу тебя.
Дорошин внимательно наблюдал за краем овражка. Отсюда, из кустов, был хорошо виден подмытый дождями гребень, и если бы кто-то появился на краю, сержант непременно его увидел бы.
Прошло минут двадцать. Со дна лощины трудно было определить ход боя, но по едва доносящимся сюда звукам отдельных орудийных и ружейных выстрелов стало понятно, что бой удалился значительно на восток и северо-восток.
- Ты прав, командир: мы и в самом деле мы в мешке. Или в тылу… у немцев, - тихо произнёс Дорошин, всё ещё внимательно прислушиваясь.
- Нужно выбираться отсюда и искать своих. Кто-то же должен здесь ещё остаться, кроме нас, - ответил Левашов, прикладывая к ожогу большой лопух.
Дорошин повернулся к нему.
- Погоди, лейтенант, сейчас легче станет, - он достал из кармана индивидуальный пакет, разорвал упаковку зубами, затем спустился к ручейку, журчащему на дне овражка, смочил бинт холодной водой и позвал Левашова:
- Командир, давай сюда. Здесь вода есть.
Надрезав перочинным ножом рукав гимнастёрки, сержант приложил смоченный водой бинт к обожжённому месту. Левашов вздрогнул от прикосновения холодного тампона, и тут же почувствовал облегчение. На какое-то время ожог перестал саднить.
- Придержи его так. Я сейчас второй пакет достану, чтобы примотать.
- Возьми мой. Свой оставь у себя на всякий случай, - Левашов протянул сержанту пакет. Тот проворно вскрыл его и довольно ловко перебинтовал плечо лейтенанта.
- Куда теперь, командир?
- Сейчас, Миша. Сейчас решим, - Левашов склонился над ручьём, зачерпнул ладонями воду и начал умываться. Ему стразу же стало намного легче, молоточки в голове перестали стучать, исчезли мутные круги перед глазами. Дорошин тоже умыл лицо, облил себе голову и шею. Лейтенант раскрыл планшет, достал карту.
- Гляди, Миша, мы сейчас вот здесь, - он ткнул ногтем в карту. – Вероятнее всего, наши отошли вот сюда, к Бобруйску.
- Если отошли, - перебил его Дорошин. - Если было кому отходить.
- В любом случае, нам нужно пробираться сюда, в направлении Бобруйска, - Левашов постучал ногтем по карте. - По пути, возможно, встретим кого-нибудь из тех, кто уцелел. Как бы то ни было, отсюда нужно уходить, пока ещё не стемнело.

Ельник кончился. Впереди было небольшое колосящееся поле, за которым начинался сосновый бор. Слева виднелся какой-то хуторок с несколькими хозяйственными постройками. У небольшого крестьянского дома стоял немецкий бронетранспортёр, возле которого курили солдаты. Хозяев хутора видно не было. Скорее всего, они были в доме, куда пожаловали непрошеные гости. Выходить на открытое пространство было опасно, и Матвей с Ермиловым взяли правее, чтобы обойти поле через густые заросли лещины. С опушки соснового бора они снова огляделись - немцев на хуторе уже не было.
- Укатили, твари, - со злостью сказал младший лейтенант. – Пойдём, нечего здесь стоять.
Сосновый бор был старый. Прямые стволы сосен уходили далеко ввысь, смыкаясь там кронами и образуя почти непроглядную крышу. Подлеска практически не было, кое-где лишь торчал пирамидками можжевельник, да на небольших прогалинах широко стлались кусты ежевики. Лучи солнца, клонившегося уже к закату, едва пробивались сквозь густые кроны, и в бору царил полумрак.
Звуки далёкого боя стали затихать. Через час были слышны отдельные выстрелы и разрывы, всё более отдаляющиеся на восток.
- Плохо дело, - прислушался Ермилов. – Похоже, что и здесь наши отступили. Не успели мы.
- А может они раздолбали там немцев? – с надеждой в голосе спросил Матвей.
- Как же, раздолбали! Жди. Вон, стрельба всё дальше к востоку слышна.
Они постояли, прислушиваясь. Теперь уже и единичных вы-стрелов слышно не было. Бой закончился. И закончился, судя по всему, не лучшим образом для наших войск.
- Нужно сориентироваться, - старший лейтенант достал карту и, присев на корточки, разложил её на сухой хвое. Матвей присел рядом. Минуту Ермилов разглядывал карту, водя по ней пальцем.
- Вот этот хутор, где немцы стояли. Мы сейчас вот здесь, - он очертил пальцем круг. Вот населённый пункт Глуск. Нам нужно подобраться к нему с севера и провести разведку. Не исключено, что вдоль шоссе Глуша – Глуск - Заелица наши организовали оборону. Если наших там уже нет, будем продвигаться вот сюда, на шоссе Бобруйск – Паричи.
- А почему не сразу на Бобруйск?
- К этому шоссе по прямой ближе.
- Но там заболоченные леса. Мы потеряем время на то, чтобы пройти через них и на то, чтобы обходить непроходимые места.
- Согласен, - ответил Ермилов. – Будем тогда продвигаться параллельно шоссе Глуск – Бобруйск, а вот здесь уйдём на восток, чтобы обойти Бобруйск южнее - с запада подходить к городу в лоб рискованно. Ну что, вперёд? Не будем терять времени.
Ермилов свернул карту и убрал её в планшет. Мягко ступая по толстому слою сухой хвои, они быстрым шагом пошли в направлении посёлка Глуск. В бору быстро темнело. В просветах между соснами небо было ещё светлым, но внизу, под густыми кронами, было уже почти темно.
- Матвей, ты хвастал компасом? – спросил Ермилов. - Доставай, а то мы так можем уйти чёрт те куда.
- У меня и фонарик есть. Командирский, - порывшись в вещ-мешке и доставая компас, сказал Матвей.
- Фонарик? Это хорошо. Доставай и его. Ещё немного, и будет не видать ни зги.
- Мы что же, фонариком себе будем светить? – удивился Матвей. – Нас же тогда за километр будет видно.
- Не светить, а подсвечивать. Карту подсвечивать будем.
К шоссе между Глушей и Глуском они выбрались, когда были уже глубокие сумерки. Небо за спиной было ещё светлым, багрово-красного цвета, но на востоке оно уже стало тёмно-синим. Чтобы не оказаться на открытом пространстве, выходить пришлось километрах в семи севернее Глуска. Там лес подходил вплотную к дороге и уходил далеко на восток на противоположной стороне. Выбрав укромное место почти у самого кювета, за кустами можжевельника, Матвей и Ермилов залегли. Дорога в этот сумеречный час была пустынной. За двадцать минут наблюдения по ней ни в одну, ни в другую сторону никто не прошёл и не проехал.
- Давай на ту сторону, - предложил Ермилов.
Они бегом пересекли мощёную булыжником дорогу и тут же скрылись в низкорослом кустарнике, покрывавшем опушку леса.
- Не понятно, кто здесь – наши или немцы? – прошептал Матвей.
- Ночью и не поймешь. Вот что: нужно дождаться рассвета. Впотьмах идти опасно. Даже если здесь наши, то в ночи охранение запросто может нас подстрелить, приняв за немецкую разведку. Давай-ка мы отойдём с километр в лес и там дождёмся утра.
В глубоких сумерках было уже трудно что-либо разобрать. В лесу едва различимые стволы теперь слились в единую стену и вскоре совсем растаяли в сумраке. Идти далее было возможно, только протянув руки, чтобы не налететь на дерево.
Они удалились от дороги вглубь леса на полкилометра и устроились в какой-то небольшой ямке, густо усыпанной сосновыми иголками и шишками. Матвей достал из заплечного мешка хлеб и сало, нарезал ломтями и выложил всё на расстеленную газету.
- Ух, ты! Живём! – обрадовался Ермилов. - А я уж и забыл, когда ел последний раз. Всё некогда было.
- У меня ещё и водки немного есть, - достал фляжку Матвей.
- Запасливый, - усмехнулся Ермилов. – Только водка нам сейчас ни к чему. С усталости разморит.
Матвей убрал фляжку в вещмешок и принялся жевать хлеб с салом. В лесу стало совсем темно. Сквозь кроны кое-где поблёскивали звезды, вершины сосен освещались холодным светом взошедшей луны. Всё говорило о том, что утро предстоит быть прохладным и туманным.
Подкрепившись, запив еду водой из фляги, стали располагаться на ночлег.
- Матвей, ты пока спи, а я побуду «на часах», чтобы нас врасплох никто не застал.
- Да кто нас здесь застанет? Сюда ночью ни немец, ни местный житель не сунется.
- Может и не сунется. Но всё же… В общем, спи, а через два часа я тебя разбужу – сменишь меня.
- Лады, - Матвей свернулся калачиком на дне ямы и через минуту уснул. На удивление, в сухом лесу комаров не было. Они донимали только в сырых заболоченных местах, и Матвей проспал два часа, никем не потревоженный, ни разу не просыпаясь. В условленное время его разбудил на смену Ермилов, и затем сам лёг спать.
Июньская ночь коротка. Не успеет на западном небосводе погаснуть закат, как на востоке уже алеет утренняя зорька, возвещая начало нового дня. Всего-то несколько часов темноты. Ближе к рассвету стало прохладно. Матвей лежал на краю ямы, положив рядом ружьё, и всматривался в сереющий утренний лес. Из низин потянулся туман, вскоре весь лес был окутан сизой дымкой, сырость и холод стали забираться под одежду. Стараясь согреться, Матвей иногда вставал на коленки и делал энергичные движения руками. Ермилов, едва уснувший после того, как на посту его сменил Матвей, тоже проснулся от холода.
- Ч-чёрт, - стуча зубами, проговорил он, - зябко, однако. И что было мне не захватить с собой шинель из кузова полуторки? Сейчас было бы чем укрыться. Где там твоя водка? Доставай.
Матвей вытащил фляжку, кружку и протянул младшему лейтенанту. Тот отвинтил колпачок, налил в кружку немного водки и протянул Матвею:
- Выпей пару глотков. Сейчас не помешает, скорее даже наоборот - согреет.
Матвей взял кружку, понюхал, сморщился.
- Да ты не нюхай, а пей.
- Не могу. Я вообще-то не пьющий.
- Надо. Сейчас для нас это не водка, а лекарство. Ну, давай, не тяни.
Матвей вдохнул побольше воздуха и залпом выпил. Выдохнул. Закашлялся. Ермилов протянул флягу с водой:
- Запей.
Но Матвей уже отдышался и помотал головой:
- Не надо. Всё в порядке.
Тогда Ермилов налил себе и, не раздумывая, опрокинул содержимое кружки в рот. Достал папиросу, встал на колени, наклонился ко дну ямы и чиркнул зажигалкой. Зажав папиросу в кулаке, он несколько раз затянулся и спросил:
- Ну как, теплее?
- Теплее, - согласился Матвей, - жить можно.
- Ну что, спать всё равно уже не будем, тогда и сидеть здесь без толку незачем. Пойдём обратно к дороге, понаблюдаем. Там и позавтракаем.
Некоторое время спустя они лежали на мокром от росы мху на краю леса, в десяти метрах от дороги, и жевали зачерствевший хлеб. Не прошло и двадцати минут, как справа, со стороны Глуши послышался шум моторов, из-за поворота выехал полугусеничный бронетранспортёр с крестом на борту, и следом за ним тентованный тупорылый грузовик. Ермилов и Матвей затаились, вжались в землю. Машины, оставив сизый дымок над булыжником, проехали мимо и скрылись за поворотом. В кузове грузовика сидели солдаты в серой форме.
- Всё, делать здесь больше нечего. Нужно двигать к Бобруйску, - глядя вслед скрывшимся за лесом немецким машинам, промолвил Ермилов.

Младший лейтенант и Матвей шли уже более шести часов. Шли лесными чащами, сверяясь с картой и сторонясь населённых пунктов. Редкие просёлочные дороги пересекали бегом, предварительно внимательно осмотревшись. Заболоченные места старались обходить, из-за чего теряли драгоценное время. Но в болотах времени можно было потерять значительно больше. Леса здесь были глухие. Если и попадались иногда тропки, то они оказывались заросшими травой, давно не хожеными. Лес жил своей жизнью: щебетали птицы, порхая с дерева на дерево, на болотах квакали лягушки, иногда из-под ног юрко шмыгала в траву ящерица или уж. Один раз из кустов выскочил заяц и, замерев от неожиданности, некоторое время неподвижно сидел и глядел на людей, затем сиганул в густую траву и был таков.
На бледно-голубом, словно выцветшем небе не было ни единого облачка, и как только они оказывались на солнце, горячие июньские лучи припекали сквозь одежду плечи, жгли голову.
Заросшая старая тропа, по которой они шли, углубилась в чащу и, извиваясь как змея, вывела к обширной берёзовой роще. В глаза ударил ослепительный белый свет, отражающийся от множества берёзовых стволов. Издали берёзы казались совсем белыми, но вблизи можно было разглядеть на их коре черные пятна и поперечные полоски. Из травы то здесь, то там выглядывали коричневые шляпки грибов, в кронах берёз заливисто и разноголосо пели птицы.
За березняком начался тёмный дремучий лес, состоящий в основном из огромных лохматых елей, между которыми кое-где тянулись к солнцу прямоствольные осины с дрожащими даже от лёгкого дуновения сизыми листьями. Под елями кое-где вздымались пирамиды муравейников, словно брошенные на землю гигантских размеров меховые шапки. Редкие лучи солнца, пробиваясь сквозь густую хвою крон, падали на сухую траву, на замшелые валежины, на почерневшие от времени старые еловые шишки.
Часам к одиннадцати лес начал редеть, и они вдруг вышли к опушке, поросшей орешником. Сверившись с картой, Ермилов пришёл к выводу, что они взяли слегка севернее, чем следовало бы. Оставив Матвея в лесу, он вышел кустами к всполью и затаился за разлапистой орешиной. Прямо перед ним расстилалось почти на полкилометра картофельное поле, далее была видна небольшая насыпь шоссе, за которым сплошной стеной синел лес. Слева виднелась деревня, справа, в километре – большой лесистый холм, который надвое рассекало шоссе. Из деревни в направлении холма выехала небольшая колонна немецких грузовиков.
Матвей в это время лежал на тёплой траве, укрывшись за не-большим бугорком. Вокруг, куда ни глянь, были россыпи земляники. Он срывал красные сочные ягоды и, неотрывно глядя туда, где затаился Ермилов, посылал их одну за другой в рот. Это слегка утоляло уже дававший о себе знать голод. Через несколько минут Ермилов вернулся в лес, достал карту:
- Здесь нам шоссе не перейти – заметят из деревни. Вот, гляди, если отсюда пройти пару километров на юг, вот на эту высоту, то мы сможем незаметно проскочить через дорогу. Одна загвоздка: видишь, шоссе как бы разрезает холм пополам. Это и хорошо, и плохо. Хорошо то, что с высокого места над дорогой мы сможем как следует осмотреться и быстро спуститься к шоссе. Плохо то, что на противоположной стороне такой же высокий и крутой откос. Подниматься по нему будет не просто, и если вдруг вот из-за этого поворота кто-то поедет, то нас могут заметить.
- А если пройти дальше, за этот холм, и там перебраться на другую сторону?
- Не получится. Гляди, сразу за холмом на другой стороне шоссе болото. На карте оно отмечено как труднопроходимое, и тянется оно вдоль шоссе километров на пять.
- Тогда что, остаётся только с холма?
- Выходит так. Давай-ка мы выйдем вот сюда, - Ермилов указал пальцем место на карте, прямо в середине холма, - и на месте решим, как лучше форсировать дорогу.
Холм оказался выше, чем это представлялось при взгляде на карту. Они залегли на краю откоса, обрывом нависавшего над шоссе. Влево дорога просматривалась почти на километр, до поворота, вправо и того дальше. Противоположный откос был таким же крутым, как и этот, и немного выше. Быстро взобраться по нему было невозможно, тем более что почва здесь была песчаной.
- Да, плохи дела, Матвей. Карабкаться на тот склон – рискованная затея.
- Нужно пройти дальше, где холм кончается и начинается болото. Там откос будет небольшим, и мы запросто проскочим.
- Пожалуй…
Матвей оказался прав. На краю холма противоположный откос был более пологим и не таким высоким. Ближе к болоту подножье густо поросло лозой, в которой можно было укрыться. Шоссе с этого места просматривалось далеко в обе стороны, и переход на противоположную сторону был относительно безопасным. Выбрав подходящий момент, они бегом пересекли дорогу и углубились в заросли лозняка.
Через пару сотен метров заросли стали настолько густыми, что продираться дальше через них было невозможно. Пришлось взять немного левее, слегка подняться на холм и идти вдоль его подножья. Наконец болото осталось в стороне, от холма на восток уходил смешанный лес с густым подлеском.
У небольшого ручья они остановились, Матвей достал остатки хлеба и сала. Расположившись в густой траве, они поели и потом ещё минут двадцать отдыхали, вытянувшись на прохладной земле.
- Вить. А, Вить?
- Что?
- Глянь в карту – далеко ещё до Бобруйска?
- Километров двадцать. Но мы должны выйти за железной дорогой на шоссе, в районе Вишнёвки. Туда будет чуть ближе.
- К вечеру дойдём, как думаешь?
- Надо дойти. Ну всё, хватит валяться. Подъём!
Матвей накинул лямки вещмешка на плечи, поправил патронташ, взял в правую руку ружьё, и пошёл следом за Ермиловым. Они так и шли, след в след, когда Виктор вдруг поднял руку и прошептал:
- Стой!
Матвей замер на месте, тихо снял с плеча ружьё, взвёл курки и прислушался.
- Что случилось? – шёпотом спросил он Ермилова. Тот, не оборачиваясь, поманил его к себе рукой, и когда Матвей стал рядом, Виктор указал в просвет между кустами и прошептал:
- Гляди. Что это?
Впереди была поляна, на ближнем краю которой стоял небольшой приземистый деревянный барак. В центре поляны было дощатое строение, рядом лежал штабель из брёвен, с противоположной стороны такой же штабель, но из досок.
- Похоже на пилораму, - прошептал Матвей.
- Точно – лесопилка. И, я так понимаю, что здесь ни души.
- Проверим?
- Сначала понаблюдаем.
Лесопилка и в самом деле оказалась безлюдной. На углу барака стоял грузовик ЗИС-5 без левого переднего колеса, с поднятыми боковинами капота и распахнутыми дверцами кабины. Рядом на разостланной дерюжке лежали инструменты, тут же лежало колесо. Держа пистолет наготове, Ермилов обошёл грузовик вокруг и кивнул Матвею в сторону барака:
- Проверь. Только аккуратно.
Матвей, с ружьём наперевес, вошёл в открытую дверь и оказался в полутёмном коридоре, заканчивающимся окном в противоположном конце барака. По обе стороны коридора было несколько помещений, все двери распахнуты. Матвей заглянул в первое. Здесь была кухня, полная мух. У одной стены была выложена из кирпича дровяная плита, над которой висели на вбитых в стену гвоздях поварёшки. У окна стоял грубо сколоченный стол, на нём лежали несколько кухонных ножей. У другой стены был такой же грубо сколоченный стеллаж с кастрюлями и стопкой эмалированных мисок. На одной из полок стеллажа лежали три буханки ржаного хлеба, какие-то мешочки из серого домотканого полотна, похоже, что с крупами; внизу, под полкой, стоял бачок, заполненный пустыми бутылками из-под водки и подсолнечного масла, там же был небольшой деревянный ящик с картофелем. На стене, рядом со стеллажом, висела косичка из луковиц. По всему было видно, что люди уходили отсюда спешно, бросив всё.
В других помещениях стояли металлические кровати, покрытые серыми одеялами, тумбочки и стулья. Здесь, видимо, жили работники лесопилки. В жилых комнатах был беспорядок, вызванный поспешными сборами обитателей.
Осмотрев весь барак, Матвей зашёл в кухню, взял с полки хлеб, оторвал от косички несколько луковиц, сунул всё это в вещмешок и вышел к Ермилову.

Июньский день был в разгаре. Над головами нудно звенели комары. Настороженно шумела вверху листва. Солнце висело над лесом раскалённым шаром, и его жаркие лучи пробивались сквозь кроны вековых деревьев, жёлтыми стрелами пронизывали воздух, ложились яркими пятнами на мшанник и траву, на могучие корни, местами выпирающие из земли, будто щупальца осьминогов, заливали ярким светом поляну с несколькими постройками, играли на штабелях брёвен, сложенных рядом с дощатым строением.
Дорошин и Левашов лежали в кустах ежевики, разросшейся по краю поляны, и вот уже почти полчаса наблюдали за лесопилкой. Левашов сорвал несколько недоспелых сизых ягод и отправил их в рот. Ягоды оказались кислыми. Дорошин последовал его примеру, вздохнул и прошептал:
- Жрать хочется.
Лейтенант ничего не ответил, лишь согласно кивнул головой. Второй день они перебивались лишь водой из ручейков да ягодами земляники и черники, местами густо усеявшими небольшие поляны. Второй день они пробирались лесами на восток, но так и не встретили никого из своих. Второй день после того жестокого боя, в котором они потеряли своего товарища, свою боевую машину, они не слышали поблизости звуков боя. Лишь иногда откуда-то с северо-востока доносились едва различимые глухие раскаты далёких взрывов.
Они лежали и наблюдали за лесопилкой, на которую неожиданно наткнулись в полутора километрах от шоссе. Его они благополучно преодолели молниеносным броском не далеко от какой-то деревни, буквально под самым носом у немцев.
Левашов снова потянулся за ежевикой, но тут же сморщился от боли, потревожив обожжённое плечо, и шёпотом выругался.
- Больно, командир? - сержант сорвал несколько ягод и, не глядя на лейтенанта, протянул ему ладонь с ежевикой.
- Спасибо, Миша, - прошептал Левашов. – Вроде всё тихо? Может, аккуратно разведаем?
- Тихо! Гляди, командир, там кто-то появился, - Дорошин кивнул головой сторону барака, направляя туда пулемёт.
- Вижу. Как думаешь - местные?
- Один, что с ружьём, может быть и местный – на охотника похож. Хотя какая теперь охота, когда немцы кругом? Да и обувка на нём не охотничья – ботинки. А второй вроде как наш, младший комсостав. Отсюда звание не могу разглядеть. Петлицы чёрные.
- Посмотрим, что им здесь нужно.
Тем временем тот, что был с ружьём, осторожно вошёл в дверь барака. Второй же, с пистолетом наизготовку, затаился за бортом грузовика, внимательно оглядывая поляну и следя за грунтовой дорогой, уходящей в лес. Когда первый вышел из барака, оба осторожно пошли к пилораме, озираясь по сторонам. Теперь по всему было видно, что это не местные, что эти люди здесь впервые.
- Нужно выяснить, кто они такие, - прошептал Левашов.
- Командир, давай я пойду, а ты подстрахуешь с пулемётом.
- Нет, Миша, пойду я. Без надобности не стреляй – шуму наделаешь.
- А если они пальнут сдуру?
- Постараюсь сделать так, чтобы не пальнули. Прикрывай.
Лейтенант тихо отполз назад, пригибаясь, переместился правее и стал за толстым стволом могучего дуба на краю поляны. Дорошин держал незнакомцев, до которых было метров сорок, на прицеле, готовый в любой момент выпустить в них очередь. «Лопухи! - подумал сержант. – Кто же так перемещается - кучей?! Я же их обоих одной короткой свалю».
Дождавшись момента, когда те двое отошли от штабеля брёвен и оказались на открытом пространстве, в десяти шагах от него, Левашов вышел из-за дуба, готовый в единый миг снова укрыться за его толстым стволом, и не громко, но чётко скомандовал:
- Стой! Кто такие?
Парень, похожий на охотника, резко развернулся на голос, держа у бедра взведённое ружье, готовый ту же секунду выстрелить.
- Спокойно, без глупостей! – предупредил Левашов.
- А вы кто? – всё так же держа пистолет наизготовку, глядя в глаза Левашову, спросил тот, что в военной форме. Теперь, когда он повернулся лицом, лейтенант разглядел на его петлицах по одному кубарю и артиллерийские эмблемы.
- Я лейтенант Красной Армии Левашов. Кто Вы?
- Младший лейтенант Ермилов.
Левашов сделал три шага в их сторону, остановился и протянул руку.
- Документы! - потребовал он. – И без глупостей! Поляна окружена!
После этих слов Матвей оглянулся по сторонам, но никого не заметил. Ермилов же расстегнул нагрудный карман, достал удостоверение личности, прошёл три шага навстречу, но не дал в руки лейтенанту, а раскрыл его, держа на вытянутой руке:
- Предъявите свои документы, товарищ лейтенант!
Левашов, точно так же, как и Ермилов, раскрыл своё удостоверение и вытянул руку. С такого расстояния ни тот, ни другой прочесть что-либо не могли, и тогда Левашов приблизился к младшему лейтенанту и остановился в шаге от него. Ермилов, уже понимая, что перед ним действительно советский танкист, отдал своё удостоверение ему в руки.
- Так, младший лейтенант Ермилов Виктор Сергеевич, начальник отдела Слуцкого райвоенкомата, - вслух прочёл Левашов.
- Так точно! – ответил Виктор.
- А это кто? – Левашов кивнул в сторону Матвея.
- Это житель Слуцка, Матвей Шишкевич.
- Шинкевич, - поправил Матвей.
- Как здесь оказались? – не выпуская удостоверения из рук, спросил Лейтенант.
- Машина, в которой позавчера вечером эвакуировались документы военкомата, вышла из строя. Документы были перегружены в попутный транспорт, и с ними убыл военком. Мне было приказано организовать эвакуацию неисправного автомобиля. Утром на шоссе нас обстреляли вражеские мотоциклисты, пришлось укрыться в лесу. Сейчас пробираемся к Бобруйску, рассчитывая там присоединиться к действующей армии.
- Так, всё ясно. А этот «охотник» как с Вами оказался?
- Я встретил его в лесу, у шоссе Круглое – Уречье. На шоссе товарищ Шинкевич вступил в бой против превосходящих сил противника…
- Ух, ты! – заинтересованно глянул на Матвея лейтенант. – Даже с превосходящими?
- Так точно! – покраснев от смущения, ответил Матвей.
- Вот с этим оружием и вступил? – лейтенант скептически глянул на ружьё, на патронташ. – Из него разве что бекасов да тетеревов стрелять, а не фрицев.
- Напрасно Вы так, товарищ лейтенант. Я сам видел, как он уложил моего шофё… ну, в общем - предателя, который в плен немчуре сдавался, и одного фрица, - вступился Ермилов.
- Да не уложил я, а только лишь покалечил малость, - ещё больше смутился Матвей.
- Ладно, потом расскажете подробнее. А сейчас лучше с этой поляны уйти в укрытие, - лейтенант указал рукой в сторону зарослей ежевики.
Дорошин всё это время держал на мушке незнакомцев, и лишь когда лейтенант с Матвеем и Ермиловым вошли в заросли ежевики, приподнялся на локте и спросил:
- Ну что, командир – свои?
- Свои. Это мой наводчик, сержант Дорошин, - кивнул в его сторону Левашов, обращаясь к Ермилову.
Они залегли в кустарнике, продолжая наблюдать за лесопилкой и просёлком.
- Что там, в бараке? – спросил Матвея лейтенант.
- Кухня, контора и четыре жилых комнаты. Всё брошено, похоже, что отсюда просто сбежали.
- Кухня? – заинтересованно спросил Дорошин. – А пожрать там что-нибудь осталось?
- Я забрал оттуда хлеб и лук. Там ещё крупы какие-то, мука, соль, картошка, немного постного масла…
- Картошка? – переспросил Дорошин. – Командир, а может сварим бульбочки?
- Отставить! Пока мы будем варить, здесь могут незваные гости появиться. Удивительно, что до сих пор они ещё не побывали здесь. До дороги всего каких-то полтора километра, и просёлок, ведущий сюда от шоссе, хорошо наезжен – невозможно не заметить.
- Видимо, им пока не до этого, - вставил Ермилов.
- Полтора километра? А мне показалось, что мы далеко от шоссе ушли, - удивился Матвей.
- Полтора, может два - не больше, - ответил ему Дорошин. И словно в подтверждение его слов с той стороны, куда уходил просёлок, послышался глухой рокот моторов, нарастающий с каждой минутой. Все насторожились. Порывом ветра донёсся лязг стальных гусениц о мощёные камни шоссе.
- Танки - тревожным шёпотом выдохнул Дорошин. Тревога и внутреннее волнение отразились на его посеревшем лице. Даже больше того – отчаяние, нескрываемая досада человека, готового ринуться в бой, но сознающего свою беспомощность в сложившейся ситуации. Перед мысленным взором невольно возникли картины вчерашнего боя с немецкими танками, страшного удара снаряда в броню, гибели механика-водителя Вани… Дорошин сжал зубы и прохрипел:
- Щас бы врезать по ним прямой наводкой! Бронебойным! Чтоб только клочки по закоулочкам!
- Нечем врезать, Миша. Даже завалящей гранаты у нас нет, - со злостью в голосе ответил ему комвзвода.
Следом за танками проследовали грузовые машины. Их отличили по едва слышному шуму моторов. Через несколько минут наступила тишина. Все молчали. Птицы, и те притихли, слышен был лишь шорох листьев да звон комаров. Матвей посмотрел на грузовик, стоящий возле барака, и спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
- А бутылкой с бензином танк можно подбить?
Лейтенант удивлённо глянул на Матвея, затем проследил за его взглядом и воскликнул:
- Ай, молодца! Да ты, парень, и в самом деле боец! В баке ЗИСа наверняка должен быть бензин!
- А в кухне я видел бачок, и в нём с десяток бутылок из-под масла, - добавил Матвей.
- Это меняет дело. Сержант, ты прикрываешь нас, остальные – за мной, - скомандовал Левашов и, пригнувшись, побежал к бараку. Ермилов и Матвей последовали за ним. На углу лейтенант остановился, прижавшись спиной к стене, осторожно выглянул из-за угла.
- Чисто, - сказал он. - Младшой, последи за обстановкой, а мы с Матвеем поглядим, что там за посуда имеется.
С этими словами он скрылся в дверном проёме. Матвей быстро вскочил на небольшое крыльцо и тоже исчез за дверью. Левашов вытащил из-под стеллажа бачок с бутылками, взял его за ручки и понёс к выходу. На улице он оставил бачок рядом с грузовиком, подошёл к машине, открыл бак и сунул в широкую горловину руку.
- Почти полбака! – радостно сообщил он. – Матвей, дуй в барак и притащи всяких тряпок. Младшой, выгружай бутылки из бачка. Только аккуратно, не побей.
Матвей бросился в барак и через минуту принёс охапку сероватых простыней. Пустые бутылки уже лежали рядком на траве у левого заднего колеса. Лейтенант пошарил взглядом у машины и увидел дерюжку с разложенными на ней инструментами.
- То, что надо! – он взял с дерюжки зубило и увесистый молоток. – Матвей, бери бачок и подставляй его прямо под бак.
После третьего удара из дыры в баке полился бензин. Матвей повернулся и снова скрылся в бараке. Через минуту он вернулся, неся в руках два ведра – одно из-под воды, другое из-под картофельных очисток. В вёдрах погромыхивали две большие кастрюли.
Через пять минут все ёмкости были наполнены, остатки бензина струйкой стекали из бака на траву. Лейтенант велел Матвею рвать простыни на полосы и обратился к Ермилову:
- Витя, ну-ка пошуруй в бараке, найди ещё какую-то ёмкость. Нужно из мотора во что-то слить масло. Бензин горит хорошо, но он быстро стекает с брони. Нужно его смешать с маслом.
Виктор быстро ушёл в барак, а лейтенант тем временем, взяв несколько гаечных ключей, лег под машину и стал отвинчивать сливную пробку с поддона картера двигателя.
Когда все бутылки на две трети были наполнены смесью бензина с маслом и закупорены пробками из туго свёрнутых кусков ткани, лейтенант, глянув в сторону просёлка, задумчиво сказал:
- Теперь нужно выбрать подходящую позицию. Младшой, пойдёшь со мной, поглядим, где лучше устроить засаду. А ты, Матвей, перетаскай пока бутылки поближе к сержанту.
- Товарищ лейтенант, - обратился Ермилов, - неподалёку есть хорошая позиция.
Он быстро достал карту, развернул её и указал пальцем:
- Вот эта высота. Она представляет собой протяжённый лесистый холм, который почти посередине разрезает шоссейная дорога. В центре холма откосы по обеим сторонам почти вертикально нависают над шоссе, высота откосов – с трёхэтажный дом. Для засады лучшего места не придумаешь. У северного склона холма местность почти открытая, в километре – деревня Вербилки. Этот просёлок, идущий от лесопилки, как раз там и выходит на шоссе. У южного склона, с нашей стороны шоссе – труднопроходимое болото, а прямо у подножия холма – густые дебри. Протяженность высоты вдоль шоссе – около трёх километров. И почти всё это расстояние шоссе зажато меж двух крутых откосов.
- Это меняет дело. Вы там были? – внимательно разглядывая карту, спросил Левашов.
- Мы были на противоположной стороне шоссе, вот здесь. Хотели в этом месте переправиться на другую сторону, но откосы очень крутые, по ним довольно трудно взбираться. Самый верх откосов подмыт дождями и представляет собой небольшой почти вертикальный песчаный обрыв высотой от полуметра до метра. Преодолеть его с откоса не просто. Это обстоятельство позволит нам сразу после атаки быстро покинуть позицию, скрывшись в лесу и спустившись вот здесь со склона. Немцы не смогут сходу подняться по откосам и организовать преследование. У нас будет фора в пять-семь минут, не менее. К востоку от нас, как Вы видите, простирается большой лесной массив, тянущийся до шоссе Бобруйск – Паричи, и далее – до реки Березина. На этом рубеже, по моим предположениям, наши войска заняли оборону. Туда и надо будет отходить.
- Отлично. Тогда нужно выдвигаться на рубеж, - лейтенант махнул рукой Дорошину, подзывая к себе.
- Товарищ лейтенант, у меня есть предложение, - обратился Матвей, всё время внимательно слушавший Ермилова.
- Слушаю.
- А что, если склоны откосов заранее, перед самым началом атаки облить бензином – у нас вон сколько его осталось! – и поджечь при отходе?
- Огненная завеса? Молодец, Матвей. Грамотно рассуждаешь. Что у тебя в вещмешке?
- Хлеб, лук, банка консервов, смена белья, фонарик…
- Вот что, - перебил его лейтенант, - продовольствие мы растолкаем по карманам, остальное оставь здесь. Возьми только самое необходимое – нож, фонарик… что там ещё? В общем, возьми то, что умещается в карманах и за пазухой. А в вещмешок загрузим бутылки. Остатки бензина сольём в вёдра и в бачок, возьмём их с собой. Вопросы есть?
- Никак нет, - вразнобой ответили лейтенанту.
- Тогда слушай меня. Диспозиция будет такой: рассредоточиваемся по гребню откоса с интервалом двадцать-тридцать метров. Южный фланг – младший лейтенант Ермилов. Средний фланг – боец Шинкевич и сержант Дорошин с пулемётом, северный фланг – мой. Вопросы? Нет вопросов.
Тогда слушай дальше. Бензин в вёдрах мы доставим на пози-цию. Там каждый, у кого бутылки с зажигательной смесью, отольёт немного бензина вот в эти кастрюли, чтобы перед атакой смочить пробки и горлышки бутылок. Остальной бензин при появлении техники противника, по моей команде, равномерно разлить по склону. Атаку начинаем по моему сигналу одновременно, поражаем технику противника бутылками со смесью, поджигаем откос и без промедления уходим в лес, на восток. Матвей, ты откос не поджигаешь, чтобы не создавать завесу пулемётчику, отходишь сразу же, как метнёшь бутылки. Сержант Дорошин пулемётным огнём прикрывает наш отход, затем поджигает бензин на склоне напротив своей позиции и уходит следом за всей группой. Отход должен быть скрытным, в бой с противником во время отхода без необходимости не вступать. В случае рассевания группы в лесу, встречаемся вот здесь, за болотом, у этой излучины, - лейтенант показал на карте место сбора группы.
- Теперь о способах поражения техники. Для наиболее эффективного поражения танка зажигательной смесью нужно попасть на воздухозаборники, расположенные на мотоотсеках позади башни. Танк атаковать нужно не менее чем двумя бутылками. Для поражения бронетранспортёра нужно попасть в боевой отсек – он сверху ничем не защищён. Грузовые автомашины поражать сложнее: они тентованные, железо обшивки тонкое, о них бутылка может не разбиться. Но если удалось поджечь грузовик, то горит он качественно, почти дотла. Танки или транспортёры так не горят. Живая сила, находящаяся в ку-зовах грузовиков – это забота сержанта Дорошина и его ДТ. Понятно? Вопросы есть?
- Разрешите? – спросил Ермилов. – Какой сигнал будет дан к атаке?
- Обыкновенный: я дам команду «огонь». Её внизу за шумом моторов никто не услышит - только мы. Ещё вопросы? Нет? Тогда вперёд, на позицию.