В молодежный сленг примерно в этот период вошло выражение «срывает башню от любви», и Марина не понаслышке узнала тогда, что это значит. Башню ее сорвало вместе с фундаментом и отчаянно закрутило в вихре новых ощущений в момент первого поцелуя. «Наконец-то! Дождалась!» - билась в голове Марины счастливая мысль, заставляя ее замирать от предвкушения предстоящих ей триумфальных жизненных событий, таких долгожданных, выстраданных бессонными слезными ночами, которые вполне заслуженно произойдут в ее жизни со дня на день. Немалую роль играл и тот факт, что подобным кавалером Марина клала на лопатки всех окружающих сокурсниц с их непрезентабельными ухажерами – мальчиками с соседних факультетов, обучающихся на деньги родителей искусству незаметно для преподавателей прогуливать лекции, самоутверждающихся рассказами о бурной личной жизни, которая в большинстве случаев в реальности отсутствует напрочь, и комплексующих из-за не сошедших еще юношеских прыщей. Ее Владислав, для близких можно – Влад, для Марины – Владик, котировался в сводках ее ухажеров очень даже высоко, а когда он забирал ее из института на машине, целуя в макушку привычным отеческим поцелуем на глазах у наигранно-безразличных сокурсников и сокурсниц, котировки Влада, безусловно, зашкаливали.

Марина была тогда чиста и наивна, как может быть чиста и наивна девушка, воспитанная в строгости и полной подконтрольности воле мамы, диктатора по натуре, и не менее авторитарного папы, уверенного в том, что его дочери никто не достоин. Но уже после первого свидания Влад знал о Марине всё: вполне естественно, что она – неопытный игрок – на первом же ходу выложила ему все свои козыри, включая джокеры, искренне полагая, что они - в одной команде. В свою очередь, о нем Марина не знала ничего, кроме имени, перспектив на будущее, внешних характеристик и того, что он потрясающе целуется. В принципе, ей этого было достаточно, но темп развития отношений требовал более плотного изучения Влада как кандидата на руку и сердце (в этом возрасте девочки, как правило, всех окружающих мальчиков примиряют на роль будущих мужей).

Злые языки упорно убеждали Марину, что дело нечисто, если взрослый мужик многозначительно отмалчивается на все касающиеся его незабвенной личности вопросы, и в один прекрасный день, когда он в очередной раз заехал за ней в институт, она все же решилась несмело, но настойчиво спросить его:

- Владик, милый, а почему ты никогда не рассказываешь мне о своем прошлом? Ты что-то скрываешь?

Следует заметить, что о будущем Влада Марина была очень хорошо осведомлена, и практически ежедневно эти данные обновлялись, но в целом все новые факты придерживались единой сюжетной линии: очень скоро он закончит работу над своим альбомом (вот увидишь, это будет бардовская «бомба»!), определится с продюссером, на роль которого, по словам Влада, претендовали все сливки продюссерской сферы шоу-бизнеса (ты не понимаешь, у них же нюх на таланты!), и по его прогнозам в течении года-двух он становится незаходящей и самой высокооплачиваемой звездой русского шансона. «А я соответственно твоей женой и главной помощницей!» - мысленно заканчивала Марина его рассуждения, эту последнюю часть она слушала обычно с особым удовольствием, образно представляя Влада в добротно сшитом костюме швейцара, добросовестно открывающего ей дверь со сверкающей табличкой «Новая Жизнь».

… Он посмотрел на Марину так, как посмотрела бы, наверное, Жанна-Д'Арк на случайного прохожего, остановившего её по пути на костер вопросом: «Простите, а где здесь харчевня?»

В его глазах ясно высветился ответ: «Как ты можешь МЕНЯ сейчас об этом спрашивать, ты что не видишь: мне причиняет боль этот вопрос!» Влад многозначительно промолчал и уставился на дорогу с таким напряженным вниманием, с каким водитель-новичок смотрит в лобовое стекло, ошарашенный первой попыткой выезда в город после теоретического изучения правил дорожного движения. Все эти жесты были хорошо изучены Мариной за полугодовалый период общения с ним и в данном случае символизировали крайнюю степень обиженности.

Маринины комплексы, словно по сигналу, всплыли из глубин подсознания, чтобы уволочь ее в пучину раскаяния… «Боже! Какое же я бесчувственное бревно!» - подумала девушка, пока здоровый румянец щедро разливался по щекам. - Я лезу грязными руками в его чистую душу, представляющую собой незажившее месиво из рубцов трагических событий его героического прошлого!» Марина, не сумев скрыть волнения, судорожно заерзала на переднем сиденье машины, проклиная свою недальновидность. Всю оставшуюся дорогу она благоговейно пыталась загладить «вину» своим радостным щебетанием и не менее радостным согласием поехать в гости к его лучшему другу. Надо ли говорить, что друга не оказалось дома, а вот ключи от его неопрятной квартиры оказались у Влада в наличии…

Каждой девушке кажется, что уж с кем - с кем, а с ней такого произойти не может. Марина попалась в эту тривиальную ловушку как и тысячи ее сверстниц. Впоследствии Влад оказался плотно женатым хрестоматийным бабником, имеющим в наличии семью, состоящую из хорошо зарабатывающей и плохо готовящей жены, двух очаровательных близнецов-сыновей, слишком маленьких, чтобы можно было уйти из семьи («им же нужен отец!»), и тещи, выполняющей роль няни-домработницы. Все это Марина узнала, уже находясь на втором месяце беременности: Влад сам ей рассказал эту ранее скрываемую часть своей биографии, когда исчерпал все остальные аргументы в пользу аборта.

Когда сыну исполнилось два года, Марина попалась еще в одну ловушку судьбы, в очередной раз поманившей ее ярким разноцветным, но впоследствии оказавшимся пустым, конфетным фантиком.

Артур Вячеславович, пятидесятилетний подтянутый начальник организации, куда она пришла в составе небольшой группы сокурсников на практику, был первым мужчиной, который увидел в Марине не аппетитную молодую брюнеточку, а взрослую, способную и не глупую девушку, из которой - при небольшом вложении средств в ее обучение - может выйти толковый работник рекламной сферы. По крайней мере, он дал понять, что кроме профессиональной заинтересованности и нескрываемой симпатии, никаких опасностей для нее не представляет. Марина расслабилась, сняла все защитные барьеры, и с удвоенным рвением принялась за работу: во-первых, это было ей действительно интересно, а во-вторых, очень хотелось оправдать ожидание бесконечно уважаемого Артура Вячеславовича. Бесконечно уважаемым он стал в тот момент, когда взял ее, единственную из всех практикантов, на полную ставку в фирму на время практики и на последующее «а там посмотрим», и когда никак не отреагировал на последнюю попытку Нинки, главной Марининой соперницы, попасть в штат путем укорачивания длины юбки и увеличения декольте.

Артур Вячеславович стал четвертым мужчиной в жизни Марины, которого она боготворила, после отца, сына Ванечки и Влада (хотя нет, Влад к тому времени уже окончательно и безопеляционно был исключен из этого списка – и приговор обжалованию не подлежал). Марина обладала особенностью абсолютно не видеть недостатков людей, которые ей нравились, а в начальнике ей нравилось всё: и его характер, уверенно-твердый или покладисто-добрый в зависимости от ситуации; и целый набор «фирменных» взглядов, ласковых, доверительных, шутливо-строгих, благодаря которым он умел любую деловую встречу превратить в дружескую беседу; его «нездешный» загар, грамотно оттеняемый кипельно-белыми свитерами и рубашками; раскатистый смех, настолько заразительный, что, когда он смеялся у себя в кабинете, начинали невольно улыбаться даже посетители в приемной; его обходительность с женщинами, с каждой из которых он общался по принципу «Эх, если бы я не был женат…», давая возможность ей дофантазировать окончание фразы. Даже его имя, гордое, королевское, непокорное, удачно сочетающееся с не менее редким и благородным отчеством, удобно перекатывалось на языке, и Марине нравилось произносить его, интонационно взлетая, выговаривая каждый слог и делая долясекундную паузу между именем и отчеством, не превращая их в одно сложносочиненное слово.

Образ успешного мужчины в сознании большинства женщин представляет собой стереотип, состоящий из плотно утрамбованного кредитками кошелька и дорогих подарков, которыми этот самый мужчина компенсирует свою занятость и невозможность присутствия на семейных праздниках. Если этот мужчина плюс ко всему и провинциал, добившийся вышеупомянутых привилегий с нуля, то к его образу моментально дорисовывается невероятная целеустремленность, недюжинное упорство, волевой подбородок и не менее волевая складочка на лбу. Артур Вячеславович, уроженец Магаданской области, крайне не охотно вспоминал о своей родине, и Марина, списывая сей факт на природную скромность и нежелание кичиться достигнутыми результатами, уважала его за это еще больше.

Марина старалась, активно проявляла себя, и уже через полгода обладала приличной репутацией компетентного специалиста и креативного талантливого промоутера. Артур Вячеславович все чаще советовался с ней, хвалил и поощрял, напрямую говорил, что не ошибся в ней, и намеками давал понять, что это только начало.

Сценарий будущего Марины был в этот раз адаптирован к создавшейся ситуации: теперь она сама пробивала себе путь к Новой Жизни, кропотливо и напряженно трудясь, и все чаще представляла себе, как совершает триумфальный прорыв на верхушки рекламного бизнеса. Она грезила карьерой деловой женщины и всеми сопутствующими бизнесс-вуменовскому положению привилегиями, заранее гордясь собою и своей самостоятельностью.

Виктор Самойлов, один из замов Артура Вячеславовича, давно и успешно эксплуатировал Маринины способности в области рекламной деятельности. Именно он курировал сферу пиара организации, и именно с ним чаще всего приходилось контактировать Марине по текущим вопросам. В общем и целом Виктор не вызывал в ней явного негатива, но была в нем какая-то червоточинка, что-то навязчиво-правильное, что периодически раздражало Марину, и внутренне она называла его «напыщенным индюком». Но свои функции ее непосредственного руководителя он выполнял очень даже достойно, видимо тоже старался оправдать чьи-то ожидания, а точнее даже не чьи-то, а своего отца – все в организации знали, что на эту престижную должность Виктор попал не без папиного влиятельного участия. Неприязнь к нему возникла у Марины еще и тогда, когда она поняла, а скорее почувствовала, что он недолюбливает ее обожаемого, обладающего непререкаемым авторитетом, Артура Вячеславовича. Но это все были личные, никому, кроме нее, не интересные переживания.

Однажды Марина задержалась на работе, доделывая свой очередной проект рекламы для организации, который ей предстояло завтра выносить на суд общественности всего пиар-отдела.

Виктор вошел в кабинет, где Марина кропотливо вычерчивала график роста продаж, и покровительственно улыбнулся:

- Работаешь, куколка?

- Ну, душа моя, расскажи-ка мне о планах на будущее…

- Завтра сдаю проект, - наивно отчиталась Марина и непонимающе посмотрела на начальника.

- Ты дурочку-то из себя не строй, - хищно улыбнулся Виктор. – Все уже в курсе. Грядут большие перемены. Перестановки, если хочешь. И все, кто в любимчиках у нашего сегодняшнего шефа, уже подыскивают себе новые тёпленькие места. И ты, куколка, не отставай. Я тебе добра желаю, поэтому и говорю заранее. Нравишься ты мне. Послушаешься – потом спасибо скажешь.

- Как Вы можете, - Марина брезгливо отодвинулась от нависшего над ней Виктора, уже пересевшего во время своего монолога на её стол. – Вроде взрослый человек, на хорошей должности, а занимаетесь…какими-то бабскими сплетнями. Интриги плетете… Не по-мужски как-то…

- Пропущу мимо ушей оскорбления. Мисс святая наивность, ты что, правда ничего не знаешь? Про будущее организации и прошлое твоего ненаглядного Магаданца?

Марина не впервые слышала эту кличку шефа, но не видела в ней ничего обидного, ровно как и ничего привлекательного, и вообще считала ее неудачной.

- Какая разница, что там у него в прошлом. У всех есть прошлое, но не у всех оно кристально чистое. Что ж теперь, тех, кто делал ошибки по молодости, перестрелять что ли?

Виктор натужно захохотал, обнажая для обозрения безупречную работу элитного дантиста.

- Истину глаголишь, куколка. В одном только ошиблась: видишь ли, у всех разные ошибки. За некоторые можно и перестрелять. Ты знаешь, что десять лет твой ненаглядный начальник провел «на курорте» в магаданской тюрьме?

- И что? – Марина старалась казаться спокойной, но это давалось ей все сложней. – Даже если и так… И вообще, почему я должна Вам верить?

- А мне все равно, куколка, можешь не верить. Просто выслушай, решишь потом. Знаешь, за что он сидел? Вообще, знаешь, какие самые распространенные две статьи на магаданской зоне? Не угадывай, сам скажу: хищение золота и убийство на почве хищения золота. А за что дают по десять лет? Догоняешь?

- Знаете что! Хватит! – Марину трясло от негодования. – Зачем Вы?.. Ах, ну да! Вы просто завидуете ему. Он всего добился сам, с первой копейки до последнего миллиона, а тебя… Вас папочка пропихнул в пригретое местечко, вот и сходишь с ума, с жиру бесишься! Вроде и при деньгах, и при женщинах, и при должности, а чего-то не хватает. Я скажу чего: мужиком себя никак почувствовать не можешь, уже под сорок, а все папенькин сынок! Внутри стержня нет, уверенности, силы … мужественности настоящей нет! Сладкая вата! Обманчиво большой клубок, такой розовый и вкусный, а съел – и во рту только слабый сладкий вкус, и чувствуешь себя голодным… Всех-то обманули своей показательной успешностью, своей сладкой объемной оболочкой, а себя не получается, да? Сам себе не веришь! Ч-чёрт! А теперь новая фишка: на место его целишься! Ну-ну! Думаешь, поможет? Легче станет, когда папочка еще выше подсадит, да? Может хоть на этой должности сам поверишь в то, что ты настоящий мужик? Дурак! Дурак! Дурак!

Марина завелась и знала, что в таких случаях, пока она не выговорит все, что думает, её ничто не остановит. Подобные затмения случались с ней крайне редко, только в минуты сильного волнения. В последний раз такое случилось полтора года назад, когда невесть откуда взявшийся Влад, решивший поиграть в папашу, забрал четырехмесячного Ванечку у растерявшейся бабушки и увез на своей вечной облупившейся девятке в неизвестном направлении. Через три часа он доставил сына, живого-здорового, но надрывающегося в голодном плаче, прямо к подъезду Марины. Вот тогда она так же, стоя в домашних тапочках на снегу и прижимая к груди успокоившегося Ванечку, почувствовавшего маму и обессиленно замолчавшего, негромко, чтобы не испугать сына, но пугающе долго и четко выстреливала во Влада всеми самыми страшными словами, которые знала и которые рождал в ней животный материнский страх за ребенка. А Влад, никогда не видевший ее в таком состоянии, испугался этого ее тихого шелестящего голоса и испепеляющего взгляда больше, чем если бы она начала орать на него и драться, и стоял как завороженный все двадцать минут, не отрывая взгляда от впадинки на Марининой переносице, оставшейся там от язвочки перенесённой в детстве ветрянки. Родители, испугавшиеся тогда за дочь не меньше, чем за внука, пытались увести её с улицы, тем более что там начали появляться незваные зрители, но пока Марина не выплеснула все свои обиды-боль-страх-ненависть, смешавшиеся в единый поток грязно-обвиняющих ругательств, она не ушла. Закончила Марина тогда свой монолог звонкой пощечиной неудачливому папаше, от которой проснулся начавший было дремать под монотонное гудение материнского голоса Ванечка и, вспомнив о своем голоде, начавший плакать с удвоенной силой.

…Виктор слушал ее со снисходительной улыбкой, и лишь побелевшие костяшки пальцев выдавали его внутреннюю ярость.

Через неделю Виктор был назначен новым руководителем сети ювелирных магазинов по производству сусального золота «Золотые купола», где Марина работала промоутером в рекламном отделе, а Артур Вячеславович, без объяснения причин и прощальных корпоративных вечеров, просто в один из понедельников не вышел на работу. Спустя еще два месяца он был застрелен в подъезде собственного дома, когда поздно вечером вышел на лестничную клетку с ключом от почтового ящика. Версия случайного нападения с целью грабежа устроила и оперативников, и журналистов. Сам факт того, что, поздно вечером человек, выходя за почтой (что само по себе странно), одевает чистую белую рубашку, крестик, который никогда не носил ранее, хотя и был крещен, а в кармане новых брюк сжимает иконку, был умышленно проигнорирован. Состоявшаяся казнь была признана случайным убийством, стрелявшего не нашли, и дело закрыли по прошествии заданного срока давности.

Марина в день назначения Виктора написала заявление об уходе. Полгода она сидела дома с сыном, болезненно расставаясь с мечтой триумфального покорения деловых вершин. Смирившись с тем, что эту разбитую надежду уже не склеить, она нашла новую работу в чисто-женском коллективе, спокойную, обычную, которая не мешала Марине заниматься тем, что она умела делать лучше всего – ждать.

Дни наплывали один на другой, унося в небытие все больше и больше черновых лет Марининого существования, а Новая Жизнь все не начиналась. И случилось то, что рано или поздно должно было случиться: Марина отчаялась. С раздражением листала она журналы, рассматривая глянцевую жизнь знаменитостей и передразнивая их искусственные улыбки. Всё чаще апатичная тоска тяжелой черной кошкой сворачивалась холодным клубком на сердце, устраиваясь поудобней – видимо надолго, а плохие предчувствия оголтелым вороньём кружили в подсознании. Марина старалась не зацикливаться на тревожном холодке в груди, сознательно забивая голову ненужной и искусственно-бодрящей информацией, в избытке предоставляемой телеэфирами и страницами газет, но черные мысли упрямо продолжали выполнять свою пугающую миссию, беспорядочно кружили в подсознании, и, усаживаясь, немигающим взглядом смотрели прямо в душу. Ждать Новую Жизнь больше не хотелось. Жить той, что есть, - тем более.

С диагнозом «депрессия» Марина была госпитализирована в одну из больниц столицы после неудачной попытки самоубийства.

***

- Кофе, пожалуйста, - не раскрывая меню, приветливо кивнула она официанту и игриво поёжилась. – Привет! Страшно рада тебя видеть! Слушай, как холодно на улице. А я из помещения – в машину, из машины – в помещение, совсем света белого не вижу. Спасибо, что вытащила меня.

Мы расцеловались, и я осуждающе взглянула на ее легкий, почти летний костюм и на осеннюю хмурь за окном, где небритый ветер, пыльный и колючий, зло трепал пёстрые тенты-зонтики в открытом кафе напротив. Она заметила мой взгляд, и прокомментировала:

- Ну, ты же знаешь, я никогда не умела одеваться по погоде. Не пугайся, я сейчас сниму очки, - она изящным жестом подняла на лоб стильные очки с затемненными стеклами, неуместные из-за отсутствия солнца на улице и люминесцентного освещения ресторана, в котором мы сидели, и, предваряя мой потенциальный ужас от увиденного, быстро проговорила: - Молчи, сама знаю, но эти круги под глазами не замазываются никакой тоналкой. Вторые сутки не сплю, кофе и сигареты при таком раскладе лучшие друзья. У Ваньки концерт отчетный, как назло именно в это время. А я же сейчас второй филиал открываю, а у зама жена рожает, он в «переживательном» отпуске по этому поводу, так что всё на мне. Но ты же знаешь, это моё. Обожаю такой бешеный ритм. Выкладываюсь, пока не свалюсь. Приходится жертвовать чем-то, в данном случае сном. Да, кстати, я ужасно рада тебя видеть, хотя и сержусь ещё… Ты почему не пришла на новоселье?

Марина месяц назад купила в центре Москвы большую трехкомнатную квартиру в новостройке. Сейчас она – генеральный директор частной библиотеки, оборудованной по последнему слову техники, с самой богатой базой специализированной литературы. Она - одна из самых успешных женщин города, за четыре года сделавшая себе головокружительную карьеру в библиотечном бизнесе – сфере нестандартной, практически не изученной, не рассчитанной на получение прибыли и, соответственно, мало запруженной братией конкурентов.

Она – мать замечательного одаренного мальчишки, которому знающие люди пророчат будущее известного скрипача и на развитие музыкальных способностей которого (в частной специализированной школе) уходит львиная часть семейного бюджета. Она – любящая дочь своих обожаемых родителей, уникальных людей, проживших вместе около сорока лет практически без ссор и разногласий.

Словом, теперь она – самодостаточная, независимая, сильная женщина, уставшая и вымотанная жизненными перипетиями, но абсолютно счастливая.

Желая перевести тему, я, одна из немногих посвященных в роман Марины с начинающим, но уже модным писателем, заговорщически подмигнув, спросила:

- Ну как там Никас?

- Душка, - Марина смущенно отхлебнула каппучино. – Кажется, это серьезно. Знаешь, он мне на новоселье подарил кровать с балдахином. Я с детства мечтала о ней. Такую, знаешь, сделанную под старину, с вензелями, короче, так не расскажешь, это – приходи – смотреть надо. Иногда меня даже пугает…Он как будто мысли мои читает, будто чувствует… Представляешь, если мы, например, встречаемся где-нибудь в кафе и я задерживаюсь, он сам делает мне заказ и всегда угадывает, что я хочу. Прямо что-то сверхъестественное. Родители от него в восторге. Нет, ну он, конечно, не прекрасный принц без изъянов – там своих тараканов полно – но знаешь, за что я его люблю? За то, что он к моим тараканам положительно относится. Это редко где встретишь… У меня же знаешь, какой стервозный характер…

- Нашла кому рассказывать, - мы синхронно улыбнулись, одновременно вспомнив нашу недавнюю ссору, из-за которой, собственно, я и не приходила на новоселье. - А с Ваней он как?

- Ваньке отец нужен. Он на нём виснет, конечно, но это не столько от того, что Никас такой хороший, сколько от того, что мальчик без отца растет, - Марина закурила и, видя мою готовность заступиться за потенциальные отцовские качества Марининого ухажера, добавила: – Нет, ну я не умаляю его достоинств, мужик он вроде надежный, перспективный, они здорово нашли общий язык. Никас на все Ванькины концерты ходит. По собственной инициативе…

- У-у, как все запущено…

- Не то слово. Ладно, говорю секретную правду. Он меня замуж зовет. Прикинь, не жить вместе, а замуж! Я думала, что таких мужиков уже нет. Хочу, говорит, просыпаться рядом с моей законной женой…