Глянцевый всеядный постмодернизм ловко уходит от четкого определения нормы, он не настаивает на том, что существует нечто, способное выйти из границ ежемесячно меняющейся «моды». Мода – это не только вульгарные розовые топики или фильмы братьев Вачовски (тут уж кому что ближе), отнюдь. Сегодня модно все, что позволяет человеку чувствовать себя победителем хаоса, его устроителем и каталогизатором, все, что может создать иллюзию причастности к окружающему пространству. Для этих целей сгодится, и впрямь, что угодно: от обуви с длинным носком до картин Рене Магритта.

Мода есть способ потребления товара, предлагаемого в качестве «оригинального», но оригинальным не являющегося. С этим неловким обманом и работает гламурная культура «позитива»: по сути, приведенная схема – непреложная основа любого журнала, клуба, тусовки. Самая безобидная форма представления желаемого как действительного называется «фэн-шуй», экзотический метод обустройства пространства, распространившийся по России со скоростью, которой бы позавидовали большевики. Когда там идеи Ленина дошли до тихих русских деревень: а фэн-шуй завоевал сердца населения (буквально – от сельских доярок до офисных менеджеров) почти сразу после появления.

В любом затерянном в глуши книжном магазине брошюрок по «правильному устроительству жилища» едва ли не больше, чем бульварных романов. По фэн-шую, как и по «Моральному кодексу строителей коммунизма», люди живут. В самом прямом смысле этого слова.

Похожими на фэн-шуй массовыми и весьма безобидными общественными шизофреническими радостями являются также многочисленные гороскопы, сонники и гадания, которые со времен Светланы Жуковского изменились мало. К сожалению, в отличие от методов и приемов повального самоуспокоения, общество претерпело существенные социальные деформации, которые выражаются сегодня в неуемной тяге к трансцендентному. Если пушкинской Татьяне Лариной хватило увидеть во сне медведя, то Татьянам нынешним простых снов уже явно недостаточно.

В сущности, фэн-шуй победил только потому, что предложил в качестве гарнира к икебане «гармонию». Ведь общество потребления тоскует не только по «норме», не удовлетворяясь в редкие минуты рефлексии модой, но и по «самосовершенствованию», так часто поминаемому к месту и не к месту. Там, где не властен глянец, работают другие силы, предлагающие страждущему обновления обывателю полный комплект счастья за умеренную плату.

Как только страх перед чем-то, что не может вместить в себя фильм «Бойцовский клуб» или книжка, посвященная «внутренней гармонии», прорывается наружу, в игру вступают профессиональные манипуляторы, точно знающие, что сфера «безобидного» осталась позади, и человек «хочет большего».

Это большее есть первая попавшаяся форма «божества», «мирового единого начала», «великого учителя» – назовите, как будет угодно. Пустое пространство общественного страха прочно занято всеми возможными формами «религиозных» организаций, торгующих вразвес самым широким спектром услуг: от «внутренней свободы» до «избавления от всех бед».

Нынешние секты по факту не имеют с религией вообще ничего общего: они не обеспечены даже элементарным историческим весом и сами по себе субъектами истории (в отличие от Православия, католицизма, протестантизма, иудаизма, ислама и буддизма) не являются. Дикая эклектика, адский компот из понатасканных без смысла откуда ни попадя прямых и косвенных цитат, принципиальная материальная заинтересованность в «адептах» и полное безразличие к тому самом трансцендентному – все это и есть верные рецепты популярности любой тусовки, лидер которой догадается назвать себя «новым Иисусом Христом», «проводником космического разума», «воскресителем из мертвых» или «основателем расы сверхчеловеков».

Впрочем, каждый тешится в свою волю, и проблема сект вовсе не в самом факте их существования. Точно так же нет ничего страшного в том, что где-то растет кока. Страшное начинается тогда, когда из коки делают индустрию, в которую не зазорно вовлекать женщин и детей, чьи жизни легко конвертируются в очередную дозу.

Принцип работы сект – точно такой же, индустриальный, конвейерный. И единственно возможная форма борьбы с организациями, членство в которых в лучшем случае заканчивается потерей имущества (поклонники какой-то тетки по имени Анастасия с легкостью продают свои городские квартиры, дабы примкнуть к лесной общине «кедрозвонов»), а в худшем – смертью («Свидетели Иеговы», например, запрещают своим адептам переливание крови) или сумасшествием (от камланий в обществе Виссариона грешно не сойти с ума), это предупреждение прихода в секты новых страждущих «познания», «обновления» и прочего «самосовершенствования».

Есть еще одно словечко в лексиконе всех неофитов подобных организаций – «освобождение». Оно-то и является ключом к понимаю механики и машинерии сект. Предметный и вещный мир глянца рано и поздно оказывается слишком «духовно пустым». Вчерашние поклонники одной эклектики рвутся к эклектике другого рода, смело обещающей при следовании нехитрым правилам (уж куда там Православию с его «сложностями» таинств и массивом настоящей, не проглатываемой за «два сеанса» литературы, которую с легкостью переплюнет тонкая книжица) полное очищение кармы и раскрепощение чакр.

Небесполезно в этой связи будет вспомнить старинный дзенский коан, словно бы специально написанный для чающих немедленного «освобождения» адептов «Востока»:

«Досин однажды попросил своего учителя, третьего Патриарха дзен-буддизма Сосана:

- Пожалуйста, укажи мне путь освобождения.

- Кто же и когда тебя поработил?

- Никто.

- Если это так, - сказал учитель, - то зачем же тебе искать освобождения?»

Секта начинается тогда, когда образованные люди среднего достатка ищут себе «учителя», который бы, не задавая лишних вопросов, раздал бы готовые рецепты от всего, что гнетет и мучает. «Образованные» – еще одно ключевое слово для вскрытия режима функционирования сект. В России начала XXI века по какой-то злой шутке образованным считает себя всякий, с грехом пополам окончивший среднюю школу, совершеннолетний гражданин.

Сам статус «человека с образованием» иногда удивительным образом лишает его носителя простейшего житейского здравомыслия. Ведь если Григорий Грабовой предлагает воскрешать людей за деньги, то первое, что стоит попросить у новоявленного предпринимателя, - это бизнес-план, смету расходов и содержательную часть проекта. Ведь бизнес – он и есть бизнес, к чему тут лукавить.

Две потенциально самые подверженные влиянию сект социальные группы родом оттуда же, из образования. Неофитами чаще всего становятся или молодые мужчины, или женщины бальзаковского возраста. Причина тривиальна: вся система образования у нас создана и оформлена женщинами для девочек (не зря же в школе так требуют прилежности и усидчивости), а социум в целом – мужчинами для мужчин.

Кое-как избавившиеся от диктата бесконечных учительниц молодые люди, жаждущие «нового духовного опыта», и среднего возраста дамы, которые никому (и себе самим в том числе) в этом обществе не нужны, и составляют львиную долю новообращенных сектантов. Именно они приводят в секты друзей и родственников.

Предметный мир глянца устроен и отформатирован таким образом, что единственным свободным выходом из круговерти вещей кажутся самого сомнительного рода организации, до которых обществу по одной простой причине нет никакого дела. Сектанты работают, как и положено, тихо и слаженно: ведь речь идет исключительно о деньгах, лишний шум поднимать в таких случаях – себе во вред.

Нарождающееся в России «гражданское общество» занято совсем другими вещами: оно ненасильственно протестует против насилия, которое, как успели выяснить активные граждане, кроется в православии. В такие вот странные манифестации вырождаются «идеи Льва Толстого». Вполне в духе времени, надо сказать. Миру победившего глянца не хватало до кучи только Льва Николаевича. Впрочем, об этом – как-нибудь в другой раз.